Айрис Оллби
Незнакомый голос
— Девочка моя, не надо… — засмеялась женщина, увидев, как ее четырехлетняя дочь пытается попробовать вино.
Вдруг она застыла, когда неожиданно встретилась взглядом с мужчиной, входящим в ресторан. Ее рука, поднявшаяся, чтобы не дать дочери поднести бокал к озорно приоткрытому ротику, дрогнула, и женщина, сжав ее в кулак, опустила на стол.
Она знала, что рано или поздно кто-нибудь из ее бывшей семьи явится к ней: в конце концов, ради этого женщина и сообщила им о своем приезде. Но, приехав из Лондона сегодня днем, она полагала, что у нее будет больше времени, чтобы устроиться в отеле и заново привыкнуть к этим местам, прежде чем с кем-то встретиться лицом к лицу. Однако она совсем упустила из виду, что этот высокомерный человек, быстро приближающийся к их столу, обязательно нарушит ее планы.
— Ох, мамочка, это — ух! — воскликнула девочка, часто моргая. Ее хорошенькое личико залилось краской, глаза начали наполняться слезами, горло горело огнем.
— Дорогая, я же просила тебя не делать этого.
Мать забрала бокал из крошечной, задрожавшей ручки и легонько постучала по спине дочери: от алкоголя у той перехватило дыхание.
— Что случилось? — раздался шелковистый голос, который женщина мгновенно узнала.
Она лишь слегка повернулась, дав понять, что заметила присутствие мужчины у их стола, бегло взглянула на него, чтобы убедиться, что он совсем не изменился: те же роскошные темные волосы, тот же мягкий взгляд карих глаз. Но она прекрасно знала, как обманчива внешность и этот человек способен страшно оскорбить любого, сохраняя невинное выражение красивого лица.
— Ей уже лучше, — отгородилась женщина от его участия, подавая девочке стакан воды, чтобы запить вкус, который та объявила «ужасным». — Я тебя предупреждала, Дани.
Ее голос заметно смягчился, когда она обратилась к дочери и откинула копну белокурых шелковистых волос с ее покрасневшего личика.
Дани сморщилась.
— Ты тоже болеешь, мамочка?
Женщина удивленно посмотрела на девочку.
— Почему ты спрашиваешь?
Та сделала гримаску.
— Потому что вино на вкус как лекарство!
Уиллоу с трудом сдержала улыбку.
— Тебе следует пить только лимонад, пока ты не станешь такой же большой, как мама, — серьезно посоветовала она. — Тогда вино не будет казаться похожим на лекарство.
Когда приступ кашля прошел, Дани заинтересовалась подошедшим к ним мужчиной. Высокий, смуглый, безразличный к любопытным взглядам, которые бросали на него посетители ресторана, он казался таким высокомерным, что даже не замечал, как на него реагируют другие люди. Зато суетящиеся официанты сразу поняли, сколь важная персона посетила их заведение.
Дани посмотрела на него снизу вверх любопытными зелеными глазами.
— Вы похожи на моего папу на фотографиях, — лукаво сказала она.
Уиллоу вздрогнула и в первый раз внимательно посмотрела на Джордана Сент-Джеймса. Может быть, они с Расселлом немного похожи, что, впрочем, было неудивительно, учитывая их родственные узы. Однако внешне Расселл был бледной копией Джордана Сент-Джеймса: не такой высокий, не очень спортивный, да и лицо его не отражало той силы характера, которая присуща Джордану. Но женщины отдавали предпочтение Расселлу, потому что черты лица Джордана были скорее резкими, чем красивыми.
Джордан улыбнулся Дани.
— Это потому, что он и я — двоюродные братья.
Его голос, как и глаза, завораживал так, что у Уиллоу по спине пробежали мурашки.
— Правда? — Дани просияла при этом открытии. — А вы знаете…
— А-а, Барбара. — Уиллоу с благодарностью посмотрела на женщину, которая, стоя позади Джордана, давно старалась привлечь ее внимание. — Не могла бы ты отвести Дани в наш номер?
— Мамочка, зачем? — запротестовала девочка. — Я совсем не устала и…
— Даниэль Стюарт, ты все время зеваешь, — сказала Уиллоу. — Будь умницей, иди с Барбарой и веди себя хорошо. Мы все устали, день был тяжелый.
— Ну, мамочка…
При виде обиды на лице дочери, верном признаке усталости у этой обычно жизнерадостной девочки, Уиллоу нежно поцеловала Дани.
— Я поднимусь через несколько минут, — пообещала она, видя, как Дани нехотя встает, чтобы идти за Барбарой.
Она наблюдала, как дочь выходит из ресторана, оживленно болтая с Барбарой. Когда они исчезли из виду, ей ничего не оставалось, как повернуться и посмотреть на Джордана. Это было непросто.
— Присаживайся.
Она изящно указала на стул напротив нее, где недавно сидела Дани.
— Она очень на тебя похожа, — сказал он, опускаясь на стул.
— Да, — признала женщина, уверенная, что вся семья Расселла предпочла бы, чтобы Дани нисколько не походила на чужачку, которая осмелилась войти в их дом.
— Это была не критика.
— Нет? — презрительно переспросила она.
— Нет, ты очень красивая женщина.
Это прозвучало как равнодушное утверждение.
Она знала: он никогда не был невежливым или неискренним и всегда говорил то, что считал очевидным фактом.
Когда она впервые встретила этого человека, то сама являла собою невинное существо с широко раскрытыми глазами и развевающимися белокурыми волосами. Годы же пребывания в роли миссис Расселл Стюарт придали ей, по крайней мере, внешнюю искушенность, научили носить только лучшую одежду, укладывать волосы так, чтобы они не смели развеваться. Да, за эти годы она обрела уверенность в себе. Но когда она представала перед кем-либо из семьи Расселла, то опять становилась такой же уязвимой, как и в семнадцать лет.
Джордан расслабленно откинулся на стул, отмахнувшись от предложения официанта выпить кофе вместе с Уиллоу. Его темный костюм подчеркивал великолепную мужскую фигуру, коричневый галстук был аккуратно завязан под воротом кремовой сорочки. Его темные волосы были чуть тронуты сединой на висках, напоминая Уиллоу о том, что ему только что исполнилось тридцать восемь. Но он никогда не казался ей молодым, Расселл часто язвил, что его брат сразу родился старым.
Осиротевшего в пять лет Джордана взяли на воспитание сестра его отца, Симона Стюарт, и ее муж, Дэвид. Он и Расселл росли как братья.
С момента их первой встречи, которая произошла пять лет назад, Уиллоу не помнила ни одного случая, когда этот человек был с ней вежлив. Казалось, что она сразу ему не понравилась, и он терпел ее лишь потому, что она была женой Расселла. Прошедшие годы убедили ее, что он ничем не лучше любого из этой семьи, тем более что он всегда был так холоден с ней.
