Шэрон Кендрик
СОВРЕМЕННАЯ МАДОННА
Телефон зазвонил надрывно и зловеще. Энджел вышла в коридор и взяла трубку. Темные волосы, как облачко дыма, обрамляли ее лицо, падали на плечи.
— Отель «Фипатрик». Добрый день, — мягко произнесла она.
— Энджел?
Сердце Энджел остановилось, когда она услышала такой знакомый голос. Целый ураган чувств мгновенно охватил ее. Ошеломленная, она стиснула телефонную трубку, открыла рот, но не смогла произнести ни слова.
Последовало долгое молчание, а потом низкий мужской голос повторил:
— Энджел? Ты меня слышишь?
— Д-да, — выдохнула она, и ей показалось, что в легких совсем не осталось воздуха, а ноги налились свинцом. Похоже, память сыграла с ней злую шутку. — Это ты, Чад?
— Нет. — Какой-то странный оттенок вдруг появился в этом уверенном мужском голосе. — Это Роури.
Энджел облегченно вздохнула. Ну да, конечно.
Ведь голоса братьев очень похожи, а по телефону — особенно.
Роури Мандельсон. Брат Чада. Ее деверь. Человек, которого она едва знала, с независимым выражением лица и какой-то странной, загадочной внешностью. Они не раз истрепались, но Энджел так и не смогла понять, что он за человек. Рядом с ним она чувствовала себя очень неуютно, хотя и не могла объяснить, почему. Может быть, все дело в том, что он никогда не одобрял ее брак со своим братом. И не скрывал этого.
Тем не менее именно к Роури Энджел обратилась за помощью, когда не смогла найти своего исчезнувшего мужа. Она знала: если кто-нибудь и мог отыскать Чада, то это Роури. Энджел не стала обращаться в полицию, потому что совсем не хотела делать свою личную жизнь объектом дотошного полицейского расследования. Но и не понимала, что заставило ее так безоговорочно довериться своему деверю.
Может быть, интуиция? Чем старше она становилась, тем больше доверяла ей. Подсознательно Энджел чувствовала, что надменность и высокомерие Роури, на которые часто жаловался Чад, были на самом деле лишь проявлением недюжинной силы характера. И такое неоднозначное отношение к Роури стало для нее со временем привычным.
Но все это было в другом мире, в другой жизни.
Сейчас ей нужно знать только одно. А потом она постарается все забыть, и, может быть, ей даже удастся прожить остаток своей жизни с некоторым подобием мира в душе.
В несчастье которое свалилось на нее, не было ничего оригинального. Истории, похожие на ту, что произошла с ней, описывались в популярных брошюрах по психологии, о них писали романы, и в ее чувстве невостребованности, отчужденности, одиночества тоже не было ничего необычного. Но почему, думала Энджел, всем покинутым супругам кажется, что их жизнь разбита навсегда? Особенно если это происходит внезапно, когда дорогой человек исчезает, ничего не объяснив, не сказав ни слова, не оставив даже записки.
— Т-ты нашел его, Роури? — заикаясь произнесла она. — Ты нашел моего мужа?
Снова повисло молчание. Такое зловещее, что Энджел почти физически почувствовала, как страшное сообщение ползет по телефонным проводам. Вот оно ближе, ближе… Ее охватило мрачное предчувствие.
— Где он? — быстро спросила Энджел.
Роури не отвечал. Он словно на мгновение забыл все слова.
— Энджел, мне нужно увидеть тебя, поговорить с тобой…
— Скажи мне! — настаивала перепуганная молодая женщина. — Ради Бога, Роури, скажи мне, где мой муж?
— Энджел…
Его тон на этот раз ужаснул ее. Такой голос она уже слышала прежде. Он выражал одновременно горечь и сочувствие. Когда кто-то говорит таким тоном, это может значить только одно…
— Он умер? — с трудом выдавила она, еще сама не веря своим словам. — Чад умер?
— Да, умер. — Энджел никогда прежде не слышала, чтобы Роури говорил так тихо и мягко. — Чад погиб в автокатастрофе восемь дней назад. Мне очень жаль, Энджел.
Умер?
Полный жизни, страстный, сумасшедший Чад Мандельсон сгорел, как свеча?
Энджел так резко встряхнула головой, что густые темные волосы хлестнули ее по шее.
— Нет, — прошептала она, потрясенная и изумленная. — Этого не может быть.
— Мне очень жаль, Энджел, — повторил Роури. Какой-то частью сознания, которая еще жила, несмотря на страшное известие, она удивленно отметила, что Роури Мандельсон говорит с ней с неожиданной симпатией. С пей, бывшей женой Чада, брак которого Роури никогда не одобрял… И к тому же брошенной женой.
Энджел еще раз резко встряхнула головой, словно пытаясь отогнать это наваждение, которое душило ее, как тяжелое влажное одеяло, отчего темнело в глазах и наворачивались слезы. Конечно, она должна найти теплые слова для него. Единственного брата Чада. Его последнего оставшегося в живых родственника. Как во сне, она заставила себя произнести традиционное:
— Мне тоже очень жаль, Роури.
— Да. — Это прозвучало так, словно он не верил в искренность ее сочувствия.
Энджел помолчала, принуждая себя задать обязательный следующий вопрос:
— И когда… похороны?
Снова молчание.
— Я сейчас с похорон, — ответил Роури, казалось, с трудом выдавливая из себя слова. — Похороны были сегодня утром.
— Утром? — Ее голос начал срываться на крик, она плохо понимала, что говорил Роури.
— Да.
Значит, она даже не может помолиться за упокой его души. Не может сказать последнее «прости» своему мужу. А вдруг похороны помогли бы ей навсегда порвать те узы, которые так мучили ее после того, что произошло между ними?
— И вы не сочли нужным сообщить мне?
— Если честно, я не думал, что ты захочешь прийти, Энджел.
— Разве не я должна была это решать? — воскликнула она. — Ты не мог хотя бы спросить меня?
— Да, мог. — Когда он медленно отвечал на ее обвинения, казалось, что его голос доносится откуда-то издалека. — Конечно, мог, Энджел. И ты права, мне следовало известить тебя. Но я подумал, что для тебя это будет слишком… тяжело. После всего произошедшего между вами…
— Ты хочешь сказать, что люди смеялись бы надо мной?
— Я совсем не это имел в виду! Просто подумал, что ты достаточно натерпелась от Чада и не захочешь присутствовать там… при данных обстоятельствах.
Энджел до боли впилась ногтями в ладонь. Она вдруг почувствовала себя бесцветной и прозрачной, как привидение.
— Каких обстоятельствах? Скажи же мне, Роури!
— Не сейчас!
Его голос звучал властно, не допуская никаких возражений, и в памяти Энджел всплыли слова Чада о том, что Роури всегда получает то, что хочет.
— Я собираюсь приехать и поговорить с тобой, — продолжал он непреклонно.
