Сандра Мартон
Путь к сердцу мужчины
Те женщины, чьи сердца Джозеф Романо уже успел разбить, и те, которые пока только искали подобной участи, описали бы его как неотразимого красавца, темноволосого, голубоглазого.
Финансовые магнаты, наблюдавшие за тем, как Джо зарабатывал свои миллионы на фондовой бирже Сан-Франциско, отрекомендовали бы его как хладнокровного, амбициозного дельца. Вернее, они употребили бы гораздо более сочные и менее вежливые выражения, среди которых слово «красавец» уж точно не встречалось бы.
Бабушка Джо, которая обожала внука все тридцать два года его существования, уверяла всех, что ее Джозеф красив, как бог, мил, как ангел, и умен, как сами знаете кто. Нонна [1] сохранила верность высоким нравственным принципам, поэтому не осмеливалась произнести имя дьявола вслух.
При каждой встрече с внуком она неустанно твердила ему, что необходимо есть больше овощей, вовремя ложиться спать, а главное — найти порядочную итальянку, жениться на ней и одарить ее, нонну, множеством очаровательных умненьких бамбино [2].
Джо любил бабушку всем сердцем. Она и брат Мэтью — вот и все, что осталось от их семьи. Всеми силами он старался радовать ее. Ел овощи, вовремя ложился в постель — правда, не только для сна, но и ради бесчисленных красоток, которые проходили через его занятую, беспокойную жизнь.
Но что касается женитьбы… нет уж, никакой нормальный мужчина не согласится затянуть на шее эту петлю, пока не почувствует, что больше терять ему нечего.
Будучи разумным человеком, он никогда не говорил об этом нонне во время их традиционных ужинов в последнюю пятницу каждого месяца. Именно такой ужин и обещание присутствовать на мальчишнике друга заставили Джо вернуться в Сан-Франциско теплым пятничным утром на исходе мая.
Он ездил в Новый Орлеан, чтобы присмотреться к небольшой, но весьма перспективной начинающей фирме. Симпатичная рыженькая девица, которая познакомила его с нужной информацией, перед прощанием наклонилась поближе и прошептала, придав голосу чувственность, что надеется провести для него более интимную экскурсию по Французскому кварталу в ближайшие выходные. Джо понимающе улыбнулся и уже хотел ответить, что согласен, но тут вспомнил о мальчишнике, назначенном на пятницу. Более того, пятница оказалась последней в этом месяце. Нонна несколько раз напоминала ему о традиционном ужине, чтобы он ни в коем случае не забыл.
Само по себе это казалось странным. Джо обладал отличной памятью. Достаточно было одного раза, чтобы информация осталась у него в голове. Да и вообще, он скорее не пошел бы на прием к самой королеве, чем пропустил бы ужин с бабушкой. Бабушка была его единственной опорой в жизни.
После смерти матери Джо и Мэтт нашли утешение и поддержку именно в ней. Нонна никогда не бросала его в трудную минуту, даже когда он сам был готов поставить на себе крест. И когда Джо, наконец образумившись, пошел служить в подразделение морских пехотинцев, а потом демобилизовался с почестями и вернулся в колледж, миссис Романо сказала только то, что всегда знала: ее внук — незаурядная личность.
Прилетев обратно в Сан-Франциско тем майским вечером, Джо сел за руль вишневого «феррари» и отправился к нонне, не забыв по дороге купить букет весенних цветов и нежное кьянти, которое они с бабушкой так любили. Она жила в простом дощатом домике в Норт-Бич вопреки всем просьбам внуков переехать.
Бабушка встретила его на заднем крыльце, приветственно помахав рукой.
— Джозеф, — начала она, обнимая Джо, — mio ragazzo[3]. Входи же, солнышко мое.
Объятья и поцелуи были вне подозрений — нонна всегда была очень ласковой. Но итальянский…
Бабушка Джо приехала в Штаты в качестве невесты в шестнадцать лет. По-английски она говорила свободно, хотя и с акцентом, а на итальянский переходила крайне редко, только когда нервничала.
Итак, в чем дело? Джо нахмурился и вошел в старомодную кухню.
Нонна вела себя как-то странно: говорила без умолку, спрашивала внука, удачно ли он съездил в Новый Орлеан, и, не давая возможности ответить, рассказывала, как прошла неделя…
Джо видел бабушку в таком же возбужденном состоянии в тот вечер, когда она пыталась свести его с Марией Балдуччи — вдовой с густыми сросшимися бровями, жившей неподалеку. Нонна суетилась, сыпала итальянскими фразами, а стол ломился от изысканных яств: не какая-нибудь лазанья или макароны, а телячья пикката, креветочные скампи, пиццаола с мясом.
Как сегодня.
Джо подавил в себе желание что есть силы стукнуть кулаком о стену и окинул взглядом комнату.
— Мы одни?
Нонна поцокала языком.
— Конечно. Думаешь, я кого-то прячу в кладовой?
И этого нельзя исключать. Джо отодвинул стул и сел.
— Никакого сводничества?
— Сводничество? — от души расхохоталась нонна. — Да с чего тебе такое в голову пришло? Ты же мне объяснил, что пока не готов жениться на милой девушке-итальянке, остепениться и заняться una famiglia[4], хотя лишь об этом я и мечтаю. — Она ткнула пальцем в сторону блюда с закусками. — Садись поешь!
— Да, хорошо, — послушно кивнул Джо и положил себе в тарелку кусок жирного мяса, содержащего, наверное, тысячу вредных калорий.
— Ну как? — спросила нонна, выждав минуту.
— Объеденье! — Он взял кусочек чесночного хлеба из плетеной корзинки, поколебался несколько секунд и решительно откусил, мысленно прибавив две лишние мили к утренней пробежке. — Ну, рассказывай, по какому поводу пир?
— Хорошо, — сказала нонна ровным голосом и красноречиво пожала плечами. — Все это действительно, как ты изволил выразиться, неспроста. Но сводничество здесь ни при чем. Поверь мне, Джозеф, я совершенно отчаялась женить тебя и решила больше этим не заниматься.
Джо отодвинул стул от стола и скрестил руки на груди.
— Значит, мне можно расслабиться?
Нонна обернулась к внуку с кофейником в руке.
— Не волнуйся, никто не придет. Я прекрасно понимаю, что ты предпочитаешь своих подружек сомнительного поведения приличным девушкам. — Она вздохнула и поставила кофейник на стол. — В понедельник твой день рождения, — объяснила она, доставая из буфета чашки и блюдца.
Внезапная перемена предмета разговора удивила Джо.
— В самом деле?
— Да. Тебе исполнится тридцать три года.
— Действительно. Спасибо, что напомнила, — улыбнулся он. — Теперь понятно, почему эти разносолы. — Джо взял натруженную бабушкину руку и поцеловал. — А я-то подумал, ты что-то замышляешь. Родная, ты простишь мне мою излишнюю подозрительность?
