Джулия Тиммон
Модель и кутюрье
Луч дрожащего серебристого света с ленивой неторопливостью скользит по крестообразному подиуму, озаряя то тут, то там движущихся в загадочно-обольстительном танце девушек-манекенщиц. Высокие тонкие каблучки, точно веточки деревьев ранней весной, черные узкие юбки с оборками из кружева, топы с блестками, плотно облегающие стройные гибкие станы, а в руках — круглые подносы не то со сливами, не то с виноградом. Звучит медленная, какая-то космическая мелодия…
Внезапно музыка стихает, девушки уплывают, дрожащий серебристый свет сменяется постоянным светло-красным. Статные мужчины в белоснежных рубашках, черных брюках и жилетах выносят и расставляют по подиуму белые пуфики. Под звуки веселой мелодии возвращаются девушки — теперь в красно-белых платьях, шарфиках, перчатках, шляпках. На губах у них улыбки, в оттененных розовым глазах — кокетство и задор…
Софи участвовала в шоу, как всегда, с удовольствием, в который раз воображая себя героиней романа в стиле фэнтези. Ни малейшего напряжения, ни тревоги, ни боязни сделать что-нибудь не так — ничего подобного в эти сказочные мгновения она не испытывала. И подиум, и заполненный людьми небольшой зал, и остальных участниц сегодняшнего показа мод, и всю эту уже привычную атмосферу праздничности, лоска, нарядности она воспринимала как приключение, как очередное путешествие в прекрасный мир, где нет ни войн, ни насилия, ни агрессии, ни уродства.
Ее история не походила ни на историю Клаудии Шиффер, замеченную директором «Метрополитен моделз» на дискотеке, ни на историю Литиции Касты, случайно обнаруженной на пляже агентом и фотографом одного парижского модельного агентства. В одиннадцатилетнем возрасте ее не снимали, как Милу Йовович, для обложки журнала. Ее парикмахер в отличие от мастеров бельгийки Ингрид Сейнхейв и аргентинки Валерии Маззы не сумел рассмотреть в ней ничего особенного.
В мир моды Софи пришла сама, по велению сердца.
Как-то раз, будучи четырнадцатилетним подростком, она гостила во время летних каникул у тетки в Кентербери. Был теплый солнечный день, и Софи вместе с кузиной Элен завтракали на террасе. Телевизор работал, хотя девочки, занятые болтовней и поглощением фруктового салата, поглядывали на экран лишь изредка.
Тогда-то и произошло это невероятное событие, превратившее наполненную светом и беззаботностью жизнь юной Софи в сладко-горькую муку, в непрекращающееся томление. Событие, которое в конечном счете и раскрыло в ней дремавший до поры до времени незаурядный талант, вывело на подиум, повенчало с модой.
А случилось в то летнее утро вот что: взглянув в очередной раз на телевизионный экран, Софи заметила человека, внешность которого, манера говорить, держаться буквально перевернули ее только-только сформировавшееся представление о мужской красоте, об элегантности, об успешности. Филип Вассон. Это имя врезалось в память Софи в ту же секунду.
Она влюбилась в него раз и навсегда пылкой полудетской любовью, переросшей с годами в то странного крепкое многогранное чувство, в глубокую личную тайну.
Законодатель высокой моды, одаренный, прекрасно образованный, как будто магнитом притягивающий к себе успех, Филип Вассон стал для Софи не просто предметом обожания, а примером, наставником, стимулом для самосовершенствования. Продолжая учиться в школе, она, чтобы быть грациознее, как Вассон, занялась танцами. Из желания лучше понимать изобразительное искусство, в котором он отлично разбирался, увлеклась графикой, живописью, скульптурой.
Мечта стать моделью поселилась в ее сердце лет с шестнадцати. Нет, она не надеялась в один прекрасный день заполучить шанс демонстрировать творения известного кутюрье. Софи стремилась в мир моды лишь затем, чтобы зажить той же, что и он, жизнью, и хоть таким образом приблизиться к нему.
Средняя дочь представителей двух старинных английских родов, она понимала, что должна подойти к реализации своего плана серьезно и с большой ответственностью. Родители сделали бы все возможное, чтобы отговорить ее от участия в конкурсе красоты, если бы она заявила им о своем решении сразу же, в шестнадцать лет. Торопиться не следовало.
По окончании средней школы Софи поступила в Королевский колледж и, лишь проучившись семь месяцев и доказав себе и родным, что за ее будущее можно не беспокоиться, сообщила им о своем намерении стать моделью.
— Исключено! — воскликнул отец, потомственный врач-окулист, строгий, рассудительный Уильям Лоринг. — Это занятие не для тебя, Софи. Расхаживать по подиуму — удел тех, кто ничем другим заниматься не желает, кто не любит серьезной работы, боится умственного труда.
Слова отца тупой болью отозвались в душе Софи, но она не надерзила и не выказала своего возмущения, понимая, что таким образом лишь все безнадежно испортит. От того, чем закончится эта беседа, зависела ее дальнейшая судьба. Поэтому ответила она спокойно и уверенно:
— Я не согласна с тобой, папа. Расхаживать по подиуму, как ты выразился, в состоянии далеко не каждый, а только те, кто умеют это делать. Быть моделью могут лишь люди артистичные, способные поддерживать себя в прекрасной физической форме, легко переносящие поездки.
— Если мне не изменяет память, у всех известных манекенщиц приличное образование, — заметила пятнадцатилетняя Дороти, младшая дочь Лорингов.
— Вот именно, — послав сестре благодарный взгляд, подхватила Софи. — Уровень интеллектуального развития человека отражается на его лице. Если бы твои слова соответствовали действительности, пап, то со всех рекламных плакатов на нас взирали бы одни беспросветные тупицы.
Уильям не нашелся, что ответить.
— А как же учеба? — спросил он, глядя на Софи из-под насупленных бровей.
— Колледж я ни за что не брошу, — ответила она твердо. — Во-первых, учиться мне нравится. Во-вторых, даже если я и выиграю в этом конкурсе и стану профессиональной моделью, то должна буду уже сейчас подумать о том, чем займусь впоследствии. Всю жизнь манекенщицей не проработаешь.
Лицо Уильяма несколько смягчилось. По-видимому, рассуждения дочери показались ему весьма толковыми. Софи взглянула на мать — известную пианистку, не утратившую своей утонченной аристократической красоты пятидесятитрехлетнюю Сузанн. Та смотрела на дочь с одобрением.
Софи почувствовала, что, дабы одержать окончательную победу над сомнениями отца, должна заверить его в том, что без подиума и съемок для рекламных роликов не мыслит своей жизни.
— Я никогда не признавалась вам, но мечтала о карьере модели с шестнадцати лет, а может, даже с пятнадцати, — произнесла она, проникновенно понизив голос. — Понимаете, я нутром чую, что смогу добиться на модельном поприще выдающихся достижений, что стану… ну, прямо-таки открытием нашего времени, звездой!
