Джоанна Рид
Если ты полюбишь…
Энн собрала в узел копну огненно-рыжих волос. Осталось заправить один-два непослушных локона. Но тут в дверь позвонили.
— О, черт, — раздраженно буркнула она. Кто бы это ни был, визит оказался совсем некстати. Времени у Энн и так уже осталось в обрез, чтобы не опоздать на заранее назначенную деловую встречу. Ведь надо было еще успеть переодеться и доехать до центра города. Поспешно накинув на плечи халат, она подбежала к двери, открыла ее и облегченно вздохнула, увидев на пороге соседку и ближайшую подругу.
— А, это ты, Мэри! Входи, но я ужасно тороплюсь!
— Торопишься? Надеюсь, с отцом ничего не случилось?
— Нет, с ним все в порядке. Просто меня, если можно так выразиться, срочно вызвали в город.
Энн обреченно взглянула на подругу, понимая, что сейчас на нее обрушится град вопросов. Мэри была любопытна и привыкла думать, что у подруги нет от нее секретов.
И Энн не ошиблась.
— Ты едешь договариваться о работе? — спросила Мэри, бросив на Энн понимающий взгляд.
Разговор об этом заходил уже не в первый раз. Дело заключалось в том, что Энн была владелицей маленького магазинчика «Зверюшки для вас», где продавала изготовленные своими руками маленькие забавные фигурки. И хотя она любила свое дело, а декоративные зверюшки прекрасно раскупались, доход от магазина был очень невелик, и Энн приходилось считать каждый цент. Поэтому ей все чаще приходило в голову, что пора заняться поисками настоящей работы.
Хорошо еще, что время от времени она могла подрабатывать, давая уроки прикладного искусства в художественном училище. Это позволяло сводить концы с концами. Наверное, поэтому Энн и не очень старалась найти себе более прибыльное занятие. К тому же ей было совестно: как будто, бросив «Зверюшек», она совершила бы предательство. Да и Мэри, уверенная в таланте подруги, всячески отговаривала ее от решительного шага.
Энн нежно обняла верную поклонницу своего таланта за плечи и поспешила успокоить:
— Да нет же! Все совсем не так! С чего ты взяла? Иди-ка лучше на кухню и свари себе кофе. Я пока почищу туфли и переоденусь, а потом приду и все расскажу.
Мэри послушно отправилась на кухню и принялась готовить кофе. А Энн, взяв щетку, попыталась навести глянец на уже порядком поношенные туфельки.
— Ну так что же ты хочешь рассказать? — нетерпеливо торопила ее Мэри из кухни.
Энн аккуратно поставила туфли у двери и повесила щетку на гвоздик.
— Еще немного потерпи, Мэри!
Энн вернулась в спальню, где на кровати были аккуратно разложены ее любимая розовая блузка и бледно-серая юбка. Она быстро сбросила халат и торопливо оделась. А затем поспешила к подруге.
— Даже не знаю, как тебе объяснить, — начала Энн. — Все это так запутано! Честное слово, даже трудно рассказать!
— Ничего. Я не тороплюсь. Говори.
Мэри встала из-за стола и уютно устроилась у окна на маленьком диванчик с розовыми подушками.
— Ну? Я слушаю.
Энн облокотилась о низенькую стойку, для вида отделявшую кухню от столовой, посмотрела на подругу и мягко улыбнулась.
— Ты помнишь того несчастного, которого я нашла на улице года полтора назад?
— Хм. Дай припомнить. Ах, того, что ты притащила к ветеринару ночью во время грозы? Как же, отлично помню!
— Так вот. На котенке был ошейничек. И когда ветеринар подлечил его лапу, то мне по инициалам удалось найти хозяйку и вернуть сбежавшего плутишку.
— И ты за это не получила ни цента. Как же не помнить!
— Как ты можешь, Мэри! Разве мне нужно было вознаграждение? И, пожалуйста, не пытайся меня уверить, что ты сама бросила бы несчастного, израненного, дрожащего от холода котеночка умирать на улице!
— Нет, не бросила бы. Но я не стала бы платить ветеринару из своего кармана.
— А я и не платила! Ты ведь отлично знаешь, миссис Фидерстоун сама оплатила этот счет, хотя и не сразу. Она сделала это позже. Но в ту ночь кто-то ведь должен был заплатить ветеринару наличными. Разве нет? Тем более что он собирался в отпуск, и деньги пришлись очень кстати. Позже миссис Фидерстоун вернула мне все до последнего цента.
— Ладно, Энн. Если хочешь знать мое мнение, то…
— Да не хочу я его знать, — сердито оборвала подругу Энн. Она заторопилась к дверям. Мэри, встав с дивана, тоже вышла в прихожую и, не желая, чтобы последнее слово осталось за подругой, упрямо продолжала:
— И все же я скажу. Запомни мои слова: в конце концов ты попадешь в беду. Великодушие, благие дела — все это прекрасно и благородно. Но разве у тебя денег куры не клюют? Не кажется ли тебе, что слишком многие пользуются добротой Энн Розетта? Ведь не святая же ты!..
Энн вернулась на кухню и, став спиной к Мэри, почти машинально принялась мыть чашки из-под кофе. Да, в словах подруги была немалая доля истины. Она действительно испытывала в жизни разочарования, страдала от людской неблагодарности. С детства ее учили помогать нуждавшимся, отказываться от многого ради блага других.
Но теперь все это в прошлом. С тех пор как она обожглась на Дэвиде Симмонсе, все стало иначе, убеждала себя Энн. Дэвид считался ее женихом, и Энн приложила немало усилий, чтобы устроить его на работу в то училище, где преподавала сама. Сделать это было не так уж легко. Несколько месяцев она уговаривала директора, пока наконец он не согласился взять Дэвида на полставки с испытательным сроком.
Прошло совсем немного времени, и Энн — уже в который раз! — убедилась в справедливости того, о чем ей постоянно твердила Мэри: ни одно доброе дело не остается безнаказанным. Чуть ли не с первых дней работы Дэвид принялся делать все, чтобы выжить из училища свою невесту. Он настойчиво убеждал директора, что, когда они с Энн поженятся, именно он станет главой новой семьи и должен будет добывать средства. Поэтому, говорил он, было бы справедливым перевести Энн на полставки, а ее должность целиком отдать Дэвиду. Директор училища и другие сотрудники администрации, уверенные, что Дэвид обо всем договорился с Энн, пошли ему навстречу. Так Энн потеряла хорошее место, а несколько позже — и самого Дэвида Симмонса… Впрочем, может быть, все это было к лучшему. Во всяком случае, у нее появилось время, чтобы заняться любимым делом и даже начать собственный бизнес…
Погруженная в невеселые воспоминания, Энн машинально вытирала чашки и ставила их на полку. Только громкое восклицание Мэри вернуло ее к действительности.
— Что с тобой? Да очнись же наконец! Энн несколько мгновений непонимающе глядела на подругу, а затем, опомнившись, произнесла извиняющимся тоном:
