Всю последнюю неделю мысли Курта занимали исключительно разноцветные тропические рыбы, причудливые коралловые сады, Пагсаньянские водопады и прочие чудеса Филиппинских островов. Ни об изучении старинных документов и чертежей, ни об исследовании вековых построек там он вспоминать не собирался, поскольку дал себе слово наконец-то по-настоящему отдохнуть. Впервые за три с половиной года.
Он лежал, раскинув руки, на широченном диване в просторной гостиной своей холостяцкой квартиры. На огромном экране телевизора мелькали сюжеты новостных репортажей, с улицы сквозь раскрытое окно доносился шум готовящегося предаться ночным утехам города. Сам Курт в этот субботний вечер никуда не торопился. Лежал в одиночестве, наслаждаясь мечтами об отпуске, до которого оставались считанные дни…
Он сразу понял, что Филиппин ему не видать как собственных ушей — по крайней мере, в ближайшем будущем, — когда услышал телефонный звонок.
— Кому я опять понадобился, черт возьми? В одиннадцать-то вечера, в субботу… — проворчал он, протягивая руку к телефону. — Алло!
— Здорово, старик! Как хорошо, что я застал тебя дома! Звоню по важному делу.
О нет! Курт скорчил страдальческую гримасу. О чем ему хотелось думать меньше всего на свете, так это о важных делах. Во всяком случае, сегодня, накануне столь многообещающей поездки на сказочные тихоокеанские острова.
Он сразу понял, кто звонит. Генри Хонникер, они вместе учились в Оксфорде. Вот уже лет пять-шесть Генри работал в отцовской архитектурной фирме в Глазго, возглавлял команду талантливых реставраторов, дизайнеров, художников, архитекторов и строителей. К Курту он обращался крайне редко, и действительно в важных случаях. Как к знатоку своего дела.
— Генри, дружище, — поспешно ответил Курт, не желая даже знать, в чем суть просьбы приятеля, — я торжественно поклялся не вспоминать о работе хотя бы месяц. Поэтому помочь тебе, к сожалению, ничем не смогу.
— Очень тебя прошу! — произнес Генри с той напористостью, какую всегда пускал в ход, ставя перед собой практически неосуществимые задачи. — Выслушай меня. Уверен, мое предложение тебя заинтересует.
— Я ведь сказал, что собираюсь отдохнуть. — Курт твердо решил, что не согласится ни на какие условия, ответит категоричным отказом, даже если это будет стоить ему дружбы с Генри. — Хочешь верь, хочешь не верь, но сейчас меня интересует только Манила, Боракай и Себу.
— Себу?
— Старейший город Филиппин, — пояснил Курт.
— А-а, понятно. Думаешь, еще месяц-другой он не простоит? — спросил Генри совершенно серьезным тоном, сбивая собеседника с толку.
— Ты о чем?
— О том, что если этот твой Себу — город древний и до сих пор существует, то и в ближайшее время никуда не денется, — рассудительно произнес Генри. — Наверняка там тьма туристов и армия людей, которые только тем и занимаются, что за своим городом ухаживают…
— И? — Курт внутренне напрягся, чувствуя, что попадает в ловушку.
— И если ты прилетишь в Себу чуть позднее, то не произойдет ничего страшного, — закончил мысль Генри.
Курт сжал трубку так крепко, что чуть не сломал.
— У меня отпуск, это ты понимаешь?
— Конечно, понимаю, — последовал невозмутимый ответ. — Я позвоню твоему боссу и, как обычно, все улажу. Ты обследуешь замок, дашь нашим людям необходимые указания по его реставрации и спокойно отправишься на Филиппины — на целый месяц, как и планировал.
Да, Генри обладал несомненным даром убеждать. Вместо того чтобы обозлиться на него и положить трубку, Курт, будто во власти таинственных сил, тяжело вздохнул и задумался.
— Работа весьма интересная, — понимая, что близок к победе и должен еще немного подсуетиться, продолжал Генри. — И деньги за нее получишь немалые. Перед отпуском они тебе явно не помешают. Райская островная жизнь — удовольствие не дешевое.
— В деньгах я не нуждаюсь, — мрачно произнес почти поверженный Курт.
Генри добродушно усмехнулся.
— В деньгах все нуждаются. Не на развлечения их потратишь, так на что-нибудь другое. В конце концов оставишь на будущее.
— А почему ты обращаешься именно ко мне? — спросил Курт, уже почти не веря, что отделается от навязчивого друга, и удивляясь собственной беспомощности. — У тебя что, своих специалистов мало?
— Таких талантливых, как ты, вообще нет, — ответил Генри предельно искренне. — А Ланс в отпуске.
Перед глазами Курта опять предательски запестрел удивительными красками филиппинский закат и заблестело изумрудное море.
— Я уже целую неделю ни о чем другом думать не могу, — пробормотал он жалобно, — кроме как о подводном плавании, кокосовых пальмах и белоснежном песке.
— Прекрасно тебя понимаю, — исполненным сочувствия голосом сказал Генри. — Сам с удовольствием на время забыл бы о работе. Если хочешь, когда покончим с этим делом, махнем на Филиппины вместе, а?
Курт рассмеялся.
— Нет уж. Ты наверняка прихватишь с собой жену и детишек, а я — холостяк, отдохнуть собираюсь не на детской площадке.
— Как знаешь, — ответил приятель, усмехнувшись. — Только имей в виду: и на детских площадках встречается масса интересного.
— Ты о молодых разведенных мамочках? — спросил Курт.
— И о них тоже.
— Нет, спасибо. Разведенными не увлекаюсь.
Генри усмехнулся так, будто знал о молодых особах, уже успевших побывать замужем, нечто такое, что для Курта оставалось тайной.
— А зря, — произнес он задумчиво. — Среди них попадаются такие штучки…
— Эй! Что это с тобой? Разочаровался в Эмми?
— В Эмми? — переспросил Генри, словно слышал впервые в жизни имя собственной жены. — А, Эмми! Тьфу ты! Нисколько я в ней не разочаровался. У нас, можно сказать, все отлично.
— Тогда какого черта разглагольствуешь о разведенных штучках?
— Так… просто… — На этот раз Генри усмехнулся смущенно. — Вспомнил об одном своем романчике с некоей Мэри. Эмми я тогда еще не знал, — добавил он торопливо. — Ну и темпераментная же была эта Мэри, огонь, а не женщина. Ее муж владел сетью дорогих ресторанов в Эдинбурге, в том числе и в Норт-Бридже. Деньгами ворочал громадными, только Мэри плевать хотела на его миллионы. Она обожала кипучую жизнь: развлечения, авантюры, поездки. И умела с необыкновенной легкостью сжигать за собой мосты.
Он помолчал и печально добавил:
— Мужа бросила без особых на то оснований, просто почувствовав, что жаждет перемен. А потом и меня…
Курт представил себе, как совсем еще молоденького, пылко влюбленного Генри оставляет обольстительная искательница приключений, и искренне посочувствовал ему.
