Временная мама для дочери соседа
Глава 1. Царев
Глава 1. Царев
— Хочу, хочу, хочу! — верещит своим писклявым, тонюсеньким голосом Бусинка, подпрыгивая на стуле.
У меня на плече мобила, под ногами тявкающая Псина, в сковороде дымящийся окорочок, а на важном договоре арахис в растаявшей глазури.
— Хочу! — громче кричит Бусинка.
Это было первое слово, которое она сказала в своей жизни. С тех пор «Хочу — и точка» — ее жизненный принцип.
— Ангел мой, — обращаюсь к ней, как можно сдержанней, убирая банку шоколадно-ореховой пасты в холодильник, — сначала надо поесть курочку.
Из головки ангела тут же вылезают рожки.
— Не хочу курочку! — куксится, насупившись и ручонками обхватив плечики.
Ненавижу, когда она так смотрит. Словно я монстр.
— Константин, ты еще на связи? — подает голос мобильник.
Зажимаю его между плечом и ухом, беру деревянную лопатку и пытаюсь перевернуть окорочок в шипящем масле.
— Да-да, Рубен Давидович! Я в метро… Тут очень шумно…
— В метро? — удивляется Рубен, начиная подозревать, что я ему лапшу на уши вешаю.
Какое к черту метро? А Лексус мой куда делся?
— Малая вчера сок пролила в тачке. Угнал на чистку в сервис.
— Поспеши, сынок, — делает он вид, что верит моей брехне. — Китайцы не любят ждать.
Брызнувшее масло обжигает руку. Мобильник выпадает прямо в собачью миску с водой. Псина юркает в сторону, мордой цепляется за юбчонку Бусинки, и та летит кнопкой в пол.
Перед моими глазами проносится вся жизнь. За долю секунды успеваю подхватить малявку на руки, а уже потом отключаю плиту, достаю мобильник из миски, открываю окно проветрить и с тоской гляжу на испачканный договор.
Это не жизнь. Это дурдом.
Единственная няня, которая как-то сумела поладить с Бусинкой, умудрилась выйти замуж за турка и свалить в Стамбул. В пятьдесят три самое оно экспериментировать с замужеством! А детсады для меня ад. Осточертели звонки воспитательниц и заведующих посреди совещания с жалобами, что Бусинка разбила нос Васеньке или сломала куколку Леночки. Еще эти яжмамки в чатах и те, кому одиноко по вечерам. Бр-р-р!
Передергиваю плечами, вспомнив те печальные времена. Развлечение не для чувака, на плечах которого серьезный бизнес.
— Ты меня не люби-и-ишь! — начинает хныкать Бусинка.
— Люблю, — отвечаю на автомате, возвращая ее на стул.
Не представляю, что делать с договором. Только недоумок подпишет бумагу в шоколаде. Значит, китайцев мы упустим. А без них плакало все, что я построил.
Воскресенье. Лидочка и не подумает приехать в офис распечатать еще один экземпляр. Она даже на звонок не ответит. И ключи от приемной не даст, даже если лично к ней заявлюсь с огромным букетом цветов, шампанским и ее любимыми пирожными. Пароль-то от компьютера я давно знаю. Только Лидочка способна вбить «сдохнитварь». Такая милая…
— Не люби-и-ишь! — продолжает завывать Бусинка.
Псина уже дерет коврик «Добро пожаловать» у входной двери. Правильно делает. Слишком упоротая надпись для нашей берлоги.
— Люблю, — отвечаю тем же тоном, вытираю мобильник полотенцем и в паутине давно разбитого стекла отыскиваю номер Лидочки.
Сам себе подписываю смертный приговор. Теперь в свой обеденный перерыв, наминая бургеры, она будет метать дротики в мое фото, а не Рубена.
— Константин Сергеич, выходной же, — вздыхает она устало, наверняка уже плетя куклу Вуду в мою честь.
Спорить с ней о том, что в нашем деле понятие «выходной» абстрактное, бессмысленно. У Лиды пятидневка, с восьми до пяти и четким обеденным перерывом. Как жаль, что моя личная секретарша ушла в декрет. С тех пор словно весь мир повернулся ко мне жопой.
— Лидочка, радость моя, — растягиваю я лыбу во всю челюсть, — выручай. Китайцы меня на шашлык для Рубена пустят, если через двадцать минут я не явлюсь на встречу с ними.
— Нет, не люби-и-ишь! — не перестает Бусинка, нервно болтая ножками.
В коридоре скулит Псина, завернувшись в коврик и не зная, как из него вылезти. Зачем я вообще взял этого йоркширского терьера?!
— Так вызовите такси, номер у вас вбит в книге контактов, — вещает мне истину Лидочка.
— Нет-нет-нет, только не бросай трубку! — прошу я ее, вылетая в коридор и вытряхивая Псину из коврика. — Я испортил договор. Это наш экземпляр. На нем сегодня должны появиться китайские каракули. Если я просру контракт, Рубен сделает каракули из меня.
— Это ваши проблемы, Конст…
— Лидочка, но ты же девочка. Красивая, добрая, ласковая…
Сам не знаю, откуда столько комплиментов с языка слетает для Лидочки весом в сто двадцать килограммов и с черным поясом по каратэ. Ее даже Рубен боится. Взял в секретарши, только потому что ревнивая жена настояла. Но в командировках таскает с собой Вику. Она в делах сечет и всегда согласна помочь лучшему другу семьи. Единственная, ради кого я еще терплю и Рубена, и Лидочку. Не свела бы она меня с ними, так и прозябал бы в тени со своим малым бизнесом и огромным багажом продуктивного ума.
— Я же сказала, не люби-и-ишь! — продолжает реветь Бусинка. Пытается выдавить слезу, актриска.
Возвращаюсь в кухню, хватаю ее под мышку и тащу в комнату.
— Лидочка, ты же понимаешь, что если сейчас все выгорит, я тебя неплохими премиальными награжу. Помимо тех, что тебе Рубен отвалит. Другой помощницы у меня нет.
Залезаю в комод, достаю первое попавшее под руку платьице, но не угождаю Бусинке.
— Оно мне не нравится! — психует она. — Хочу зеленые штанишки!
— Зеленые штанишки в стирке, — бормочу ей, прикрыв мобилу. Не хватало только, чтобы Лидочка узнала, что я остался без прислуги.
— И сколько я получу? — идет на контакт та.
— Не знаю. Зависит от того, сколько Рубен даст. Половину от его суммы?
— Нет, Константин Сергеич, называйте твердую цифру.
Этого следовало ожидать. Лидочка палец о палец не ударит, если ее не замотивировать.
— Сколько ты хочешь?
— Сто косарей.
СТО КОСАРЕЙ?! ЗА РАСПЕЧАТКУ ГОТОВОГО ДОГОВОРА?!
В ее наглости я не сомневался. Наша фирма — единственная в стране, где секретаршу боится даже бухгалтерия. Но сто косарей?!
— По рукам, — ворчу в трубку, косясь на Бусинку, которая своими вкусными конфетками лишила меня сотни тысяч.
— Я скину вам файл договора на почту. Сами распечатайте где-нибудь по дороге, — отвечает Лидочка и скидывает звонок.
Как болван таращусь на экран.
Выходит, у нее на руках есть электронная форма, а я только что согласился отдать ей сто тысяч!
Оставляю платьице рядом с Бусинкой и бегом бросаюсь в гостиную. Скидываю с компьютерного стола стопки бумаг, кружку из-под чая, игрушки детские, игрушки собачьи, игрушки… Оу! Надеюсь, Бусинка этого не видела. Убираю пикантный девайс в ящик стола, включаю ноут, включаю принтер и молюсь, чтобы краски в картридже хватило.
Получаю письмо от Лидочки с сопроводительным ценником «100 000», отправляю договор в печать и возвращаюсь к Бусинке, пялящей на себя зеленые брючки с пятном от мороженого.
— Я не могу взять тебя с собой в этом! — говорю уже жестче.
— Тогда я останусь дома. Одна. Буду есть майонез и смотреть взрослые сериалы, — ставит мне ультиматум.
Хватаюсь за голову. Моя жизнь — сущее наказание.
Мимо пробегают страницы свежего договора в зубах Псины.
— Хр-р-р!!! — рычу ей вслед, возвращаюсь за комп и повторно отправляю договор в печать.
В этот раз дожидаюсь, пока все страницы сложатся в стопку, убираю их в кейс и торопливо залезаю в костюм. Рубашку заправлю по дороге. Галстук сую в карман. Выволакиваю Бусинку в коридор и быстро обуваю ее.
— Неправильно! — ругается она. — У меня будут кривые ножки, и меня никто не возьмет замуж!
Приходится снимать сандалии и надевать наоборот. Гляжу на ее вымазанное личико и растрепанные волосики, но понимаю, что приводить это чучело в порядок некогда. Либо она будет страшненькой и богатой, либо красивенькой, но нищей.
