Джессика Стил
Обнаженная для любимого
Ромилли открыла глаза, когда утреннее солнце приветливо заглянуло в окно спальни и пообещало погожий день. Погожий, но отнюдь не удачный: мать Ромилли из-за обострения болезни плохо спала по ночам и дурно чувствовала себя днем. Дочери несколько раз пришлось подняться среди ночи, чтобы проведать ее.
Вот и теперь, проснувшись, она поспешила в соседнюю спальню.
— Каковы твои планы на день? — мягко обратилась Ромилли к матери.
Элеонор Ферфакс уже много лет страдала эмоционально-психической нестабильностью, но в последнее время ее состояние резко ухудшилось.
— Если погода не испортится, мне бы хотелось поработать в саду или… — засомневалась Элеонор, — что скажешь, если я выберусь на пленэр?
В отличие от Элеонор Ферфакс, Ромилли не питала особых иллюзий насчет погоды, но не удивилась тому, что мать решила воспользоваться моментом ускользающего очарования природы.
Будучи профессиональной художницей Элеонор Ферфакс была известна в большей степени исполнением портретов, однако и ее пейзажи весьма ценились коллекционерами. Она была женщиной, бесспорно, многогранной, но, как у всякого творческого человека, у нее случались затишья, переходящие в кризис, и эти периоды художница переживала очень тяжело. Она старалась скрыть свои переживания, бодрилась, но близкие без труда угадывали признаки глубочайшего унынии и неудовлетворенности собой.
— Прогноз погоды обнадеживает, — нейтрально отозвалась Ромилли и ласково улыбнулась матери, лишь на долю секунды подняв на нее глаза. — Но чтобы не пожалеть, лучше ловить миг удачи, — игриво прибавила она и отправилась на кухню готовить завтрак.
Живя в небольшой английской деревеньке на границе графств Оксфордшир и Беркшир, Ромилли работала оператором-телефонисткой в местной стоматологической клинике. Отнюдь не та работа, о какой могла мечтать такая девушка, как она. Но Ромилли была рада, что нашла хоть такую, поскольку семейные обстоятельства требовали ее каждодневного присутствия рядом с матерью.
Еще недавно девушка строила амбициозные планы, серьезно готовилась к поступлению в университет, тем более что для этого у нее были все основания: дедушка Мэньен, отец ее матери, завещал внучке необходимую для обучения в университете сумму. Сам Мэньен скончался внезапно, что потрясло его дочь и внучку, так как он ни дня в своей жизни не болел.
Ромилли была расстроена: ее мать чуть не потеряла рассудок от горя.
Отец Ромилли и обожаемый муж Элеонор, Арчер Ферфакс славился своими вечными похождениями, бессовестным бездельем и расточительностью и дома появлялся не часто.
Ромилли с ранних лет знала, что ее любимый папа живет с другими женщинами, даже видела его с многими из них — с брюнетками, с блондинками, с крашеными…
Но после каждого загула отец без смущения возвращался домой.
Все его попытки устроиться на работу терпели фиаско уже на стадии собеседования. Он не мог заставить себя смириться с необходимостью доказывать потенциальному работодателю или специалисту по кадрам, что он хоть в чем-то компетентен. Любые сомнения в его профессионализме казались Арчеру Ферфаксу возмутительными, и он не упускал повода сообщить об этом со всей присущей ему бесцеремонностью, чем и отсекал путь к трудоустройству. А возвратившись домой после очередного провального собеседования, он рассказывал любящей и доверчивой супруге полные справедливого гнева истории о том, что в руководстве компании одни идиоты, неспособные оценить его дарования.
Элеонор все понимала, но тем не менее сострадательно кивала в ответ на эти уверения. А Ромилли жалела своего непутевого папу просто потому, что была доброй и ласковой дочкой.
Совершенно иначе относился к ее отцу дед Мэньен. Он понимал, как крепка любовь его дочери к этому недостойному человеку, кроме того, глубокое знание жизни не позволяло ему вмешиваться в дела семьи Ферфакс. Будучи весьма мудрым и рассудительным человеком, он понимал, насколько неэффективна тактика изобличения, принуждения, наказания в подобных ситуациях. Он стремился внушить Арчеру Ферфаксу, что именно он в ответе за жену и дочь и потому обязан организовать жизнь семьи так, чтобы самые любимые люди не страдали. Дед многократно предлагал Арчеру помощь, но все тщетно, поскольку тому нужны были только дензнаки. Тогда Мэньен откровенно заявил, что по его завещанию Арчер Ферфакс не получит ни пенни.
Согласно волеизъявлению деда, большую часть недвижимости унаследовала Элеонор, а деньги, тоже немалые, разделили между собой Элеонор и Ромилли, которая по условию завещания получала право свободно распоряжаться ими лишь по достижении двадцатипятилетнего возраста.
Когда не стало деда, Арчер Ферфакс окончательно распрощался со всякими представлениями о приличиях. Элеонор не находила в себе сил, а возможно, и желания противостоять его унизительным вольностям. Она лишь глубже и глубже погружалась в себя, пряча ото всех свои внутренние переживания. Но безошибочным показателем ее состояния стала неспособность приниматься за любимую работу. Женщина полностью охладела к живописи. И это не могло не тревожить самых близких.
Ромилли пыталась вмешаться в отношения родителей. Но что может сделать в такой ситуации совсем еще ребенок со своими юношескими идеалистическими представлениями! Бедняжка надеялась поговорить, донести свои выстраданные мысли до обоих, она верила, что откровенный диалог способен изменить ситуацию. Девушка не допускала и мысли, что мать осознает порочность такого безотчетного обожания, да и сама Ромилли ни за что бы не поверила, что ее такой очаровательный и некогда интеллигентный папа сознательно злоупотребляет слабостями своей супруги. И оттого Ромилли страдала из-за безуспешности своих попыток, лишь ухудшающих отношения в семье.
Никому, ни Элеонор, ни Арчеру, не нужны были ее вторжения. Элеонор упивалась своими страданиями, Арчера же возбуждала такая вседозволенность. Каждый тешил свои потаенные пороки. А Ромилли со своими детскими призывами к папе и маме покушалась на их интимный мирок.
Последний раз девушка видела Арчера и Элеонор вместе накануне отъезда в университет. Между родителями вспыхнула очередная страстная перепалка. Отец свирепел, мать заламывала руки и роняла слезы. Он грозился оставить ее, и уже навсегда. Мать молила супруга не делать этого, артистически кидалась в ноги, унижалась, обещалась смирить себя ради его удовольствия.
Ромилли не могла больше выносить этих сцен. Девушка готова была возненавидеть обоих. Лишь взрослея, она стала понимать, что у родителей свои отношения, непонятные для нее, такие, которые никому не делают чести. А ведь еще недавно она была готова обвинить во всем себя.
