Нет, это было уже последней каплей! Утренний разговор с Мэри совсем выбил Элен из колеи, она до сих пор не могла опомниться. Мало того, что дела идут из рук вон плохо: от денег, вырученных за проданную в прошлом месяце картину, не осталось и следа, кладовая почти пуста, дядя Рейнолд давно перестал подавать какие-либо признаки жизни и не отвечает на письма. А тут еще и это!
Поставив кастрюлю с картошкой на плиту, Элен с тоской оглядела просторную кухню. Когда-то она была одним из самых оживленных мест в доме, многочисленная тогда прислуга любила собираться здесь. Но все это было так давно! После смерти родителей кухня, как и весь огромный дом, медленно, но неуклонно приходила в запустение, хотя Элен с помощью Дика всячески старалась противостоять этому процессу. От Мэри, разумеется, толку было мало, одни неприятности, и о самой крупной она узнала как раз сегодня.
Помощи ждать не приходилось. Дальние родственники отца жили в другом конце страны, да Элен их почти и не знала, а что касается родни со стороны матери… с нее вполне хватает дяди Рейнолда. Надо было что-то решать самой, с Диком, при всей его преданности семейству Литтлтон, ведь по серьезным вопросам не посоветуешься. И времени на раздумье почти не оставалось.
Скрипнула дверь, и в кухню вошел мрачный как туча Дик.
– Нехорошо получилось, Элен, – сказал он, привычным жестом подтягивая вечно сползающие брюки. – Девочка так расстроилась, что никак не может успокоиться.
– Раньше надо было думать, – отрезала Элен. – Слезами горю не поможешь. Вечно у нее глаза на мокром месте.
– Может быть, заявить в полицию? – предложил Дик.
– Ты что, с ума сошел! – вскинулась Элен.
Нет, об этом не может быть и речи. Отец перевернулся бы в гробу, честь семьи всегда была для него превыше всего. Скорее она сама убьет подлеца, а там будь что будет!
– Но надо же хоть что-то предпринять, ведь время не ждет, – взмолился Дик.
А почему бы, собственно, и нет? Убить не убить, а взглянуть ему в глаза она просто обязана. Как низко пала аристократия, если столь известный человек, слухи о котором доходили даже до их глуши, способен на подобные поступки! И она заставит его ответить за них.
– Машина у тебя на ходу? – спросила Элен.
– Ты меня обижаешь, – оскорбился шофер, он же ее единственная опора.
– Приготовь ее, – приказала она. – Вечером мы едем в Лондон.
– Что ты надумала? – встревожился Дик.
– Не твое дело. И учти: Мэри ни единого слона! Ощущая душевный подъем, Элен поднялась наверх и, войдя в бывший кабинет отца, не колеблясь выдвинула ящик стола. На дне его масляно поблескивал небольшой пистолет.
Как хорошо, что отец научил ее стрелять…
Баронету Хоупу было как-то не по себе. Он отослал своего шофера, решив пройти пешком несколько кварталов, отделявших его от лондонского городского дома. Близилась полночь, но шум в фешенебельном районе города не стихал, и Лайонел Хартфорд, четвертый баронет Хоуп, рад был возможности размять ноги после скучного вечера, проведенного в клубе.
К несчастью, это упражнение не помогло избавиться от странного настроения, одолевающего баронета вот уже несколько месяцев и особенно сильно давшего о себе знать именно сегодня, в день его тридцатидвухлетия. Видимых причин для подобной апатии вроде бы нет. За годы, прошедшие с той поры, как он унаследовал титул, что случилось в нежном возрасте пятнадцати лет, Лайонел достиг всего, чего только можно было пожелать: богатства, власти и уважения, являющихся предметом зависти людей, равных ему по рождению. Больше, как будто, и желать было нечего.
Однако, несмотря на это, – а может быть вследствие этого – баронет ощущал смутное неудовлетворение жизнью. Его многочисленные деловые предприятия процветали, но он легко мог доверить управление ими одному из своих опытных помощников. Охота, занятие боксом и участие в скачках с возрастом начали терять свою привлекательность, даже азартные игры уже не так возбуждали.
В периоды особо острого обострения этой хандры Лайонел начинал даже серьезно подумывать о том, не пора ли ему остепениться, создать семью. Самое время было обзавестись наследником. Как ни странно, привлекательной начинала казаться даже мысль обосноваться в сельской местности. При том условии, конечно, что удастся подыскать подходящую жену.
Друзья баронета, узнай они об этих сомнениях, просто посмеялись бы. Богатство и титул обеспечивали ему успех у женщин, и даже репутация ловеласа не мешала очень многим маменькам прочить за него своих дочерей.
Однако до сих пор Лайонел никак не поощрял их, в основном имея дело либо с замужними женщинами, привлеченными его наружностью и положением в обществе, либо с дамами полусвета, не слишком заботившимися о своей репутации. Но и те, и другие редко привлекали его внимание надолго, не говоря уже о возможности вступления с ними в брак…
Однако недавно все изменилось. Ее звали Оттилия, в очередной лондонский сезон она ворвалась подобно порыву свежего ветра. Красивая, умная, очаровательная дочь священника привлекла Лайонела своей необычной искренностью. Но вскоре, стало очевидно, что Оттилия влюблена в своего опекуна графа Чаруэлла.
Уяснив предмет ее привязанности, Лайонел внес свою лепту в достижение ею счастья, и Оттилия вышла замуж за Оуэна Чаруэлла. Какая жалость, подумал баронет, хотя нельзя отрицать, что этих двоих определенно связывает нечто общее. Черт побери, он вовсе не ревнует ее к этому зануде! Просто ему не хватало как раз того, что было между ними.
Не то чтобы Лайонел верил в любовь или тому подобную чепуху, но графа и новоиспеченную графиню, без сомнения, объединяла дружба, основанная на общности интересов, товариществе и обыкновенной привязанности друг к другу, то есть на чувствах, столь редких в светских браках. Хоуп замедлил шаги. Как раз это ему и было нужно, но где отыскать подобное чудо?
Создавалось впечатление, что все лондонские женщины либо алчные шлюхи, либо просто безмозглые дуры. Впрочем, большинство деревенских барышень тоже оказывались не слишком умными, а к тому же еще и весьма невзрачными. Отыскать свою собственную дочь священника представлялось ему не проще, чем белую ворону. Второй такой женщины, как Оттилия, казалось, не существовало вовсе, и Лайонел начинал бояться, не упустил ли он последней возможности и не обречен ли на то, чтобы либо остаться бездетным, либо остановиться на одной из своих жадных до денег светских знакомых. Ему очень не хотелось ни первого, ни второго.
Лайонел уже подошел к своему погруженному в темноту особняку, но настроение не улучшилось. После импровизированного празднества, устроенного сегодня слугами в честь его дня рождения, он предоставил всем им свободный вечер. Отправиться ко сну он может и не пользуясь услугами камердинера, дворецкого и обычно слоняющихся в холле лакеев. Собственно говоря, баронет Хоуп был даже рад своему временному одиночеству.
