Шерил Уитекер
Хрустальная любовь
Шервуды... Удивительная это семейка. Вернее семейство. А еще вернее — целый род, уходящий корнями куда-то в глубокое и порой таинственное британское прошлое.
Друзья этого, увы, уже немногочисленного клана, теряющего, как древний дуб, одну кровную ветвь за другой, но не умирающего, крепко держащегося за корни и дающего новые побеги, шутя поговаривали: уж не от героев ли английских народных баллад о Робин Гуде — обитателе Шервудского леса, бессребренике, борце с нормандскими завоевателями, защитнике обездоленных — несут потомки нынешних Шервудов свое первородство? И хотя это всего лишь легенда, но в ней есть зерно истины, из которого поверье и выросло.
Наверное, в генах членов этого семейства было что-то заложено еще с тех времен, когда не измеряемые никакими материальными ценностями благородство и честь ставились выше десятков фунтов золота и пригоршни алмазов, не менее восхитительных, чем сам «Кохинор».
И самое удивительное в этом шервудском роде было то, что многие из принадлежавших ему предков, достигнув при своей жизни заметных высот в иерархии себе подобных, вдруг шокировали окружающих, а более всего — благородное, аристократическое общество, тем, что бросали привычное занятие, обещающее или уже приносящее славу и материальное благополучие, и, руководствуясь тайными порывами своей души, находили для себя новое поприще — внешне значительно скромнее, чем прежнее, но такое, где каждый шаг продиктовывался не холодным рассудком, а горячим и трепетным сердцем.
В архивах этого старинного семейства сохранилось немало документов, свидетельствующих о неординарности поведения, образа мышления и поступков его членов.
Один из Шервудов, полковник колониальных войск в Индии, намечавшийся самой королевой Елизаветой в вице-губернаторы, вдруг подал в отставку и отправился в Британию, в милое уэльсское захолустье. Тридцатипятилетний служака не оставил без опеки свою четырнадцатилетнюю служанку, индианку-сироту, взял ее с собой и, когда та достигла совершеннолетия, обвенчался с ней под неодобрительный ропот церковных прихожан: ну как же так — мезальянс, тебе что, своих достойных невест было мало?! Ну и черт с ними, с этими злословящими пуританами и фарисеями! Зато они с индианкой народили аж полудюжину наследников, а уж сколько овец навыращивали в своем небольшом поместье! И себе и другим хватало... А главное, обрели душевное и семейное счастье. И нет ничего выше его. Не в индийских же бриллиантах и золоте купаться...
А другой из предков, член парламента, уже прошедший баллотировку в спикеры, — воистину неисповедимы пути Господни! — вдруг подался в лоно церкви и стал проповедником. Но понять его можно: кто не согласится с тем, что побуждение окружающих к благочестию гораздо ближе церкви, чем парламенту?..
А одна из бабушек нынешнего поколения Шервудов, так та вообще, по мнению многих, совсем свихнулась. Став наследницей большого и богатого поместья, она, вместо того чтобы наслаждаться жизнью и воспитывать уже подрастающих детей, в сорокалетнем возрасте окончила медицинские курсы и отправилась санитаркой в Африку, на Англо-Бурскую войну. Вернулась оттуда лет через десять не одряхлевшей старухой, а мудрой, доброй и всепонимающей женщиной и посвятила остаток жизни пестованию внуков.
Предок, пиратствовавший в морях и океанах и составивший немалое состояние, вдруг отдал все награбленные богатства на организацию приютов для сирот и бездомных и кончил жизнь в нищете. Еще один представитель рода, изобретатель новых ткацких станков, произведших переворот в ходе британской промышленной революции, сам неожиданно примкнул к движению луддитов, громивших эти станки...
Да, необычное это было семейство. Казалось, над родом навис какой-то рок. Если и не злой, то необъяснимый. Ну для чего им всем, в общем-то удачливым, нужно было переламывать свою жизнь и судьбу на самом взлете?
И лишь немногие понимали, что дело тут не в отсутствии честолюбия и не в психических изъянах. Может, даже совсем в обратном. Просто недоумевающим современникам и потомкам тех людей не было дано по-настоящему проникнуть в суть библейского изречения: «Корень всех зол есть сребролюбие». Честолюбие удивительных предков шервудского рода, считали их немногочисленные проницательные почитатели, было более высокого качественного порядка и служило истинным, духовным ценностям, посрамляющим распространенные ложные фетиши бренной жизни...
1
Доктор Стэнли Пиккеринг смотрел сквозь окно иллюминатора, безуспешно пытаясь сквозь разрывы облаков разглядеть что-нибудь там внизу, на земле. Самолет летел еще на слишком большой высоте. До приземления в аэропорту Манчестера оставалось минут тридцать.
К разочарованию Стэнли, он не испытывал никакой ностальгии, не думал о предстоящей встрече с Робертом и Грейс. Его поездка носила чисто деловой характер — ему необходимо было проконсультироваться с одним специалистом.
Роберт Гринуэй, специалист по сердечной хирургии, являлся наставником Стэнли Пиккеринга во времена его обучения в Медицинском университете Манчестера. Стэнли был многим ему обязан. Они быстро подружились, а через какое-то время Роберт захотел, чтобы Стэнли остался в Манчестере и стал его партнером. Он видел в нем очень талантливого ученика. Однако Стэнли предпочел Британии родной Йоханнесбург, где, как он считал, будет больше нужен. Тем более что он был многим обязан своему родному дяде — первому его наставнику в медицине, возлагавшему на племянника большие надежды. В конце концов он возвратился в Южно-Африканскую Республику, что очень расстроило Роберта.
Труднее всего Стэнли было расставаться с Грейс, женой доктора, но все же они остались друзьями и часто перезванивались и писали друг другу письма. После его отъезда они виделись еще несколько раз. Доктор Po6ejrr Гринуэй и Грейс четыре раза прилетали в Йоханнесбург, и они все вместе прекрасно проводили выходные на лоне южно-африканской природы. Теперь наступила очередь Стэнли проведать своих старых друзей.
Стюардесса попросила всех пристегнуть ремни и сообщила, что через десять минут самолет совершит посадку в аэропорту Манчестера. Какое-то время спустя Стэнли почувствовал, как шасси коснулось взлетной полосы и самолет начал торможение.
Сойдя по трапу, он остановился и стал искать в толпе встречающих знакомые лица. Где-то в глубине стоял Роберт, он почти не изменился — такой же собранный, подтянутый, разве что добавилось седины.
