Джорджи Энн Дженсон - Счастливый жребий

Не той живу я жизнью,

Какою жить хотел…

Предстоял выбор: утратить работоспособность или лишиться жизни. И то и другое в данный момент не стоило ни гроша.

Каждое движение отдавало резкой болью в руке. Он стиснул зубы. Почувствовав горячую струйку, сочившуюся из вновь открывшегося пулевого ранения, быстро вытер кровь и продолжал бороться с течением. Он направлял лодку к поросшему травой берегу, о который тихо плескалась вода. Низко висящий туман напоминал о других ночах, о другой стране, напоминал о давних, очень давних временах.

Над его головой, на вершине холма, местами поросшего деревьями, ярко сияли огни приветливого домика — сияли словно в насмешку над ним. Почувствовав запах горящих дров, он с тоской подумал о доме. И едва не рассмеялся вслух. У него нет дома. И не было. Но он его создаст.

Перепрыгнув через высокий тростник и осоку, он выбрался на причал, вытащил из воды плоскодонку и приткнул ее к дереву. Затем нарвал веток, и вскоре лодка была замаскирована. Теперь он торопился — мысль о еде и тепле прибавляла сил. Выпрямившись, он посмотрел на огни дома. Ему хотелось побыстрее отогреться, и его мучил голод. Два дня без пищи и отдыха сведут с ума даже совершенно нормального человека, а тут уже начинаешь сомневаться, в здравом ли ты рассудке.

Бесшумно поднявшись по широкой, выкрашенной под красное дерево лестнице, он подошел к дому сзади. Ворота повышенной надежности. Регулярный обход охраны. Много ли им от этого толку, если он решил проникнуть со стороны озера? Наверное, деньги внушают людям уверенность в своей неуязвимости. Ну, угадайте! Он мысленно усмехнулся, ощупывая пистолет 38-го калибра, лежавший в его разорванном кармане.

Он хорошо помнил здешние места. Не таким он был человеком, чтобы не запомнить детали. Он наблюдал за некоторыми из свадебных гостей, спрятавшись в укромной бухточке неподалеку. Истекал кровью, страдал от боли и усталости и был очень зол. Но продолжал наблюдать, и у него текли слюнки, пока они ели, пили, смеялись и танцевали на веранде, далекие и недосягаемые.

Он выбрал именно этот коттедж и провел несколько часов на воде, чтобы все проверить. Коттедж стоял в стороне от других домов. Он заметил, как понтонная лодка от площади перед клубом направилась туда с несколькими гостями. Возможно, ему придется переждать еще один день, пока они уедут, но, по крайней мере, он мог рассчитывать на то, что найдет там еду и питье. По опыту прошлых лет, когда он работал в этих местах охранником, он знал, что в рабочие дни недели здесь почти никто не живет. А если кто-нибудь все же останется на следующий день? Он надеялся, что они все уедут. Неожиданно споткнувшись и подвернув ногу, он злобно выругался — ноги ему в любом случае еще пригодятся.

Сжав рукоятку пистолета и вытащив из кармана стилет, он шагнул на веранду.

«Он усмехнулся в предвкушении удовольствия, и это была улыбка убийцы. Усмехнулся и стал медленно взбираться на холм, очень медленно и осторожно. Спешить некуда. В каком-то смысле он даже жалел, что это она. С другой стороны, радовался. По-своему она была с ним очень мила — снисходительная, с манерами принцессы; и в то же время он совершенно не интересовал ее как человек, во всяком случае, интересовал не более, чем выбор подходящей пары туфель по утрам. Еще несколько шагов, несколько минут, и эта сталь пронзит ее длинную и гладкую молочно-белую шею. Легко скользнет сквозь нежную кожу и дальше — к яремной вене. Насыщенная кислородом кровь хлынет наружу. Она выскользнет из его рук, словно жидкое серебро. Все произойдет мгновенно. Бесшумно. И никто больше не узнает царственного прикосновения этой прекрасной дамы. Он еще раз заглянет в эти прекрасные глаза цвета темно-золотистого бренди, заглянет перед тем, как они закроются навсегда».

Маккензи Эллиот захлопнула книжку и швырнула ее на пол. В огромном, во всю стену, камине тлели угли. Она поднялась и бросила в камин еще одно полено. Потом пошевелила уголья кочергой. Вверх взлетел сноп искр и загудел, поднимаясь по дымоходу вместе с потоком воздуха.

Наверное, она сошла с ума, когда приняла предложение сестры и осталась здесь, чтобы устроить себе передышку (в которой так нуждалась), прежде чем вернуться в Нью-Йорк, Осталась одна — вернее, в компании с романом, от которого дрожь пробирает, Господи помилуй!

На руках появились пупырышки гусиной кожи. Она потерла их ладонями, и они исчезли. В доме было темновато, горела только маленькая лампочка на кухне. Если она правильно помнит, двери всех комнат выходят на веранду. Маккензи очень пожалела, что до сих пор не подумала об этом и не прошлась по дому, чтобы их запереть. И ей не следовало браться за эту ужасную книгу. Подумать только — читать такое при ее живом воображении и впечатлительности!

За окнами постоянно дул холодный бриз, посвистывавший во влажном ночном воздухе. Конечно, глупо нервничать всего лишь из-за какой-то книги. И из-за того, что поблизости нет ни души. Но она, тем не менее, нервничала.

Маккензи прошлась по комнатам, щелкая выключателями и зажигая свет. Кроме того, она задернула шторы и опустила задвижки. Старые половицы скрипели и стонали под ее ногами. Стальная опорная балка едва заметно покачивалась, когда она проходила мимо слышалось металлическое позвякивание. Забавно, что раньше она этого не замечала.

Пройдя по коридору, Маккензи повернула направо, к одной из спален. Увидев в зеркале свое отражение в полный рост, она вздрогнула. Показав язык перепуганной физиономии, смотревшей из зеркала, проследовала дальше.

Она пошла к гардеробу и натянула пластиковый чехол на свое платье, в котором на свадьбе была подружкой невесты. Открыла дверцу и отскочила в испуге, когда из шкафа вывалился сверток — подушка и несколько пледов, — похожий на слишком туго набитое огородное пугало. Сверток обернулся вокруг ее ног. Преисполнившись отвращения к себе, Маккензи кое-как затолкала постель обратно в шкаф и повесила над ней свое платье.

Сосновые поленья в камине гостиной потрескивали и шипели. Взлетевший к дымоходу сноп снова заставил ее вздрогнуть. Гася за собой свет, Маккензи прошла через гостиную на кухню, достала из буфета арахисовое масло и джем и распечатала последний батон хлеба. Все в порядке, сказала она себе, намазывая на хлеб толстый слой масла и джема. Теперь она почувствует себя лучше.