Павел Шорников
Тебя не заменит никто
В открытое окно врывался шум океанского прибоя, были слышны азартные крики любителей пляжного волейбола, и еще издалека доносилась музыка — песня из кинофильма «Привидение», которую второй месяц, с тех пор как фильм вышел в прокат, крутили по всем радиостанциям.
Уже несколько дней в Майами стояла почти сорокаградусная жара. Если бы не вода, это местечко на земле можно было бы смело назвать адом. Но лазурный океан, сочная зелень и желтый песок делали его раем.
Майкл Томпсон, мужчина лет сорока, на свои сорок и выглядевший, лежал в постели, едва прикрывшись простыней, задумчиво курил гаванскую сигару и стряхивал пепел прямо на ковер.
Любовница мистера Томпсона, Нэнси Дуглас, сидела у него в ногах и делала себе педикюр. На ней была только пестрая гавайская рубашка Майкла, легкомысленно застегнутая на верхнюю пуговицу, так что при каждом движении соблазнительно обнажались самые сокровенные места.
Нэнси не торопясь покрыла ногти бесцветным лаком и, подождав немного, в три приема — мазок посередине, мазок слева, мазок справа — стала накладывать на каждый ноготок ярко-алый лак.
Делала она это медленно, с удовольствием, стараясь поймать взгляд Майкла. Но мистер Томпсон смотрел строго перед собой и, казалось, не замечал ничего вокруг.
— Что-то случилось, дорогой? — томно спросила Нэнси.
— Заткнись, — огрызнулся Майкл.
— Неприятности с кредиторами? — как ни в чем не бывало продолжала мисс Дуглас. — Я слышала от Маргарет, что у тебя отбирают яхту… Плакало наше путешествие…
Майкл Томпсон лягнул Нэнси ногой, правда, несильно.
— Сказал тебе: заткнись! Не мешай думать.
На Нэнси грубость любовника не произвела никакого впечатления.
— А если ты переживаешь из-за своего дорогого тестя, — все так же томно сказала она, — то здесь и думать нечего…
— Женщина, — отчеканил мистер Томпсон, — тебя это не касается! — Но вдруг смягчился и стал рассуждать вслух: — Мой дорогой тесть… Главное, никак не могу понять, куда этот сволочной старик подевал деньги? И какие! По моим подсчетам, миллионов восемь — десять. Пока мы кувыркались с тобой на Гаити, он втихаря провернул это дело. И никаких концов. Единственное, что мне удалось выяснить, — он получил всю сумму наличными… Тогда деньги могут быть где угодно. В депозитном сейфе какого-нибудь банка… Какого? И в каком городе? Нью-Йорке? Чикаго? Или в Оклахома-Сити? А вдруг они зарыты на кладбище… в могиле его дочери? Старик не может простить мне смерть Джуди. Как будто это не она убила троих человек. Как будто это меня должны были казнить на электрическом стуле, а казнили ее. Старик придумал отличную месть: продал фирму, в которую я за пятнадцать лет вложил уже не меньше, чем он, и оставил меня без гроша. Я — нищий! Мне даже не на что нанять адвоката, чтобы затаскать его по судам.
— Продай коллекцию…
Майкл на секунду замер, потом положил сигару в пепельницу и потянулся к бутылке виски, уже полупустой. Он сделал большой глоток и уставился на Нэнси.
— Теперь твоя очередь как-нибудь ему напакостить, — продолжала она. — Он не может простить тебе смерть дочери… Это понятно. Но дело есть дело. Продать акции, половина которых по праву принадлежит тебе… В твоих руках коллекция. Продай ее. С деньгами все будет улажено, и мы наконец-то поплывем на Багамы. Ах, Багамы! Моя последняя хрустальная мечта!.. Продай! У меня и покупатель есть.
— Какая же ты стерва! — оценил предложение Майкл и сделал еще один глоток. — Старик начал собирать коллекцию, когда ни Джуди, ни меня, а тебя и подавно, не было на свете. Коллекция стоит не меньше двух миллионов.
— Чарли даст тебе за нее пятьсот тысяч.
— Кто такой Чарли? — вскипел Майкл.
— Я же только что говорила тебе — покупатель.
— Ты не только стерва, ты еще и потаскуха! — заключил мистер Томпсон.
Нэнси пожала плечами.
— Это приятель Маргарет. Чарли занимается антиквариатом. Одевается всегда в черное… А при виде старинного оружия он просто становится сам не свой. Если тебя интересует, спала ли я с ним, то — спала.
Такое признание подействовало на мистера Томпсона успокаивающе.
— Продать коллекцию, — задумчиво проговорил он, — очень щекотливая идея… Там собраны клинки со всех уголков мира. Там есть шпага, которой касалась рука первого президента Америки. Там есть нож, который оставил на месте преступления Джек-Потрошитель. Там есть мизерикорд — «кинжал милосердия», которым предок тестя маркиз Демилло добивал своих соперников. Его самого убили на дуэли из-за такой же потаскушки, как ты. Продать коллекцию… Ты забываешь, что у меня есть еще дочь. Это и ее коллекция тоже.
— Как ты меня растрогал! Ну просто до слез. Вдруг вспомнил, что у него есть дочурка. Думаешь, кого твой любимый тесть упомянет в своем завещании? Тебя, алкоголика и бабника?..
— Но-но, полегче.
— …или любимую внучку Дженни? Ей твои деньги и деньги твоего дорогого тестя вообще без надобности. Вот ее судьба: как только ей исполнится семнадцать, она выйдет замуж за Алана Напье, через три года разведется, отсудит себе кругленькую сумму и будет жить припеваючи, проклиная тебя за свое несчастливое детство.
— Ты еще и ведьма, — убежденно сказал Майкл. — Если продать коллекцию — это убьет старика…
Произнеся последнюю фразу, мистер Томпсон замолчал.
Тем временем Нэнси закончила педикюр. Она вытягивала поочередно стройные загорелые ноги и, растопырив пальчики, любовалась своей работой. Алый лак на фоне смуглой кожи смотрелся очень эффектно.
Нэнси проворно поднялась и, прихватив пузырек с лаком, направилась к трюмо в стиле ампир, стоявшему возле кровати в том же стиле. В пепельнице на трюмо все еще дымилась гаванская сигара, распространяя по комнате сладкий аромат.
Нэнси сделала шаг, полы рубашки, которая была на ней, распахнулись, обнажив узкие девичьи бедра и лобок, украшенный золотистой полоской подбритых волос.
— Искусительница, — простонал мистер Томпсон.
Он поймал Нэнси за руку и резким движением повалил ее на постель.
— Сумасшедший! — радостно завизжала Нэнси и уронила пузырек с лаком на ковер.
* * *
Приятель Маргарет, Чарли, оказался рафинированным молодым человеком с тонкими усиками. В черное одет он не был: цветные шорты до колен, просторная футболка с тремя хохочущими обезьянами, и спортивные тапочки на босу ногу.
Пока его подручные снимали со стены, обитой красным бархатом, всевозможные мечи, сабли, шпаги, рапиры, кинжалы, стилеты, поблескивающие сталью клинков и золотом инкрустаций, и аккуратно упаковывали по ящикам, Чарли деловито обошел дом, внимательно осматривая старинную мебель, картины на стене, многочисленные безделушки и статуэтки, беспорядочно расставленные тут и там.
