Непонятно почему, но последнему Грейс не поверила. Вполне возможно, она работает у него в фирме, но вот его помощником она себя никак не представляет.
Не успела она и слова сказать, как дверь в палату открылась. На пороге появилась медсестра из диетологического отделения со столиком на колесиках.
— Добрый день, миссис Спинелли, — бодро приветствовала она Грейс. — Куда поставить поднос?
— Я возьму, — спохватился Ник, подскочив к медсестре. Он забрал поднос и поставил его на столик рядом с кроватью.
— Спасибо, — застенчиво улыбнулась девушка. — Вы уже выбрали меню на завтра?
— Вот. — Ник передал листок медсестре.
— Забавно, — усмехнулась Грейс, как только они вновь остались наедине. — Я нисколечко не помню тебя, зато точно знаю, что терпеть не могу морковь. — И с гримасой отвращения уставилась на поднос.
Ник расхохотался.
— А ведь ты и вправду не любишь морковь.
— Что же еще я не люблю? — спросила Грейс, тыча вилкой в тарелке в поисках чего-нибудь съедобного.
— Ну, например, ты не переносила близнецов Ружковски.
— Близнецов Ружковски?
— Ну да, эту рыжую, в конопушках парочку. Кстати, они выучились на врачей.
— Вот как, — хмыкнула Грейс, сознавая, что решительно ничего не припоминает и что на подносе сплошные несъедобности. В то же время что-то подсказывало ей, что она никогда не была разборчивой в еде. Но, видимо, имела свои кулинарные пристрастия.
— Да ты ничего не ешь, — укоризненно заметил Ник. — Просто возишь вилкой по тарелке.
— Тут и есть-то нечего.
Она и сама услышала, как грустно прозвучал ее голос. Поэтому не удивилась, когда Ник снова присел на краешек кровати.
— Я знаю, тебе очень тяжело, — произнес он, ища слова утешения. — Не представляю даже, каково это — ничего не помнить.
— А еще ты не представляешь, каково есть эту вот стряпню, — пошутила Грейс; она не хотела огорчать его.
Ник засмеялся, и она поняла, что шутка подействовала.
— Ты права. Я и впрямь не представляю, потому что обедаю и ужинаю в ресторане через дорогу напротив. Ну, вот что, — Ник схватил поднос и смахнул все в мусорное ведро у двери, — как ты смотришь на то, чтобы купить на улице что-нибудь съедобное?
— А тебе не сложно?
— Ну что ты. Всего каких-то двадцать минут.
На самом деле вышло тридцать пять, но для Грейс это не имело никакого значения. Ник вернулся и выложил перед ней бутерброд с начинкой из горячей индейки и картофельное пюре, щедро политое соусом. Грейс готова была расцеловать мужа. Ник, к еще большему ее удовольствию, поставил свою пластиковую тарелку рядом с ее, и они вместе принялись за обед.
Ник развлекал Грейс историями о хозяевах ресторана, рассказывал о компаниях, спасенных им от неминуемого разорения, и снова говорил о том времени, когда они учились в школе. Грейс жадно ловила каждое его слово. И в то же время от нее не ускользало то, что Ник говорил в основном о себе, своей компании, своей работе. Говорил об их далеком прошлом. Мог ответить на ее вопросы о теперешних событиях. Но вот недавнее прошлое он упорно замалчивал. Ник избегал любых разговоров об их семейной жизни в недавнем прошлом.
Борясь со слезами, Грейс положила вилку рядом с тарелкой. Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться, что происходит. Достаточно вспомнить, как она чуть ли не умоляла его о поцелуе. Вдобавок он неохотно говорил об их совместной жизни. Вот она, горькая правда!
Похоже, он любил ее когда-то, но разлюбил и собирается даже подать на развод…
Так оно и есть, если только они уже не разведены.
Грейс перевела взгляд на его безымянный палец, где должно было быть обручальное кольцо. Кольца не было. Не было даже тоненькой, белесой полоски, что обычно остается от долгого ношения кольца. Грейс пронзила боль.
Они больше не муж и жена.
— Хорошим аппетитом ты никогда не отличалась, — заметил Ник, убирая недоеденный обед и расчищая место под карты.
— Похоже, — рассеянно согласилась с ним Грейс. На самом деле причина крылась в другом — просто ей расхотелось есть после всех печальных догадок. Либо они уже разведены, либо бракоразводный процесс в самом разгаре.
И тут же Грейс осенила еще одна догадка, столь же очевидная. Ник все эти дни был так внимателен к ней. Он выполнял любое ее желание, любой каприз. Похоже, причина их разлада кроется не в нем. Он постоянно рядом, он принес ей одежду, духи, сбегал за обедом… Такой мужчина просто не способен стать зачинщиком развода. Значит, дело в ней. Видно, она настояла на разводе.
Ну вот, теперь еще и это. Мало ей было того, что она потеряла память, что муж разводится с ней. Ко всему прочему она совершила что-то, вынудив Ника порвать с ней. Она потеряла своего замечательного, чудесного, восхитительно красивого мужа. И все из-за того, что она стервозная дура.
Они играли в карты до половины восьмого. Затем Ник молча потянулся за пиджаком. Как и прежде, он был оживленным и счастливым, пока оставался с ней. Но едва лишь наступала пора расставания, он менялся. Теперь Грейс понимала, почему он дергался и нервничал. Он не хотел целовать ее на прощание, но понимал, что если не поцелует, то она заподозрит неладное.
Грейс затаила дыхание. Она боялась, что Ник уйдет, не поцеловав ее, и еще больше боялась, что поцелует. Она сидела на кровати в ожидании. Ник надел пиджак, одернул рукава и уверенной походкой направился к ней.
Сердце Грейс бешено колотилось. Когда он склонился над ней, они встретились взглядами. В темных омутах его глаз она увидела страстное желание. Кровь побежала по ее жилам еще быстрее. Грейс ничего не понимала. Глаза Ника говорили ей, как она желанна для него, отрицая все то, что она совсем недавно надумала.
Ник едва коснулся ее губ, но Грейс словно вкусила сладкого яда. И вдруг она поняла: она еще небезразлична Нику. Его чувства не похожи на чувства долга и обязанности. Потому он не решается поцеловать ее. Может, он уже попрощался с ней навсегда. И если чувства к ней сохранились у него, с каждым поцелуем он снова и снова говорил ей «Прощай!», бередя старые раны, проверяя на прочность решение, принятое им.
Ник выпрямился и, не говоря ни слова, направился к двери. Открыв ее, он было переступил через порог, но задержался и оглянулся. Его взгляд показался таким пронзительно печальным, что у Грейс защемило сердце от жалости к нему, как только что щемило от жалости к самой себе.
Отвернувшись, Ник вышел. Дверь за ним бесшумно затворилась. У Грейс даже не было уверенности, придет ли он снова.
Расстроенная, она пнула подушку. Что же такое надо было сделать, чтобы причинить ему такую боль?
