— Мы развелись полтора года назад, и Лора переехала в Штаты. Она видится с мальчиками, когда приезжает в Англию, звонит им, никогда не забывает поздравить с днем рождения. — Харрингтон сделал паузу. — Думаю, она по-своему любит их.
— А они не скучают по ней?
— Сначала немножко скучали, но теперь вспоминают редко. Кажется, не принимают это близко к сердцу. Впрочем, не сомневаюсь: когда мальчики станут старше, у них появится множество вопросов. — Харрингтон пожал плечами. — Дети не успели привыкнуть к Лоре, чтобы испытать чувство настоящей потери. Честно говоря, они больше переживали, когда год назад уволилась Сью, их няня. Она ушла внезапно, по семейным обстоятельствам, и у мальчиков не было времени привыкнуть к этой мысли. — Он ненадолго умолк. — Я не стал заменять Сью другой постоянной няней.
Клеменси кивнула. Он не хотел, чтобы близнецы получили новую душевную травму, если исчезнет еще одна близкая им женщина. То, что Томми и Джейми казались счастливыми и уравновешенными, несмотря на две тяжелые драмы, достигнуто только благодаря их отцу, со вздохом подумала она.
Взгляд Клеменси снова упал на сильное лицо Джошуа. Неужели женщины сыграли в его жизни такую же роковую роль? Глядя на него, было трудно поверить, что после развода он чурался женской компании, хотя явная решимость Харрингтона никого не допускать к своему домашнему очагу, казалось, исключала саму мысль о продолжительной связи.
— Ну что, пора менять базу? — насмешливо спросил грудной голос.
— Простите? — Клеменси заморгала глазами. — Я слегка задумалась, — небрежно сказала она и машинально начала подниматься, услышав звонок в дверь.
— Не вставайте, — бросил Джошуа, стремительно распрямляя свое длинное тело. — Думаю, это за мной.
К собственному огорчению, Клеменси немедленно послушалась, когда рука Харрингтона жестом велела ей сесть на место. Он приказывает хозяйке в ее собственном доме?
— Сегодня утром мне должны были ставить забор, и я приколол к дверям записку, где меня искать, — непринужденно объяснил Харрингтон, выходя в коридор. — Спасибо за кофе.
Несколько секунд спустя раздались мужские голоса, а затем дверь захлопнулась.
Вот это да! Клеменси ошеломленно посмотрела на опустевший стул и чуть не расхохоталась. Она хотела, чтобы Харрингтон ушел, но не ожидала, что это случится так быстро.
Значит, она должна просить позволения встать у этого типа? Клеменси взяла пустые кружки, понесла их к раковине и тяжело вздохнула, увидев коричневый сверток.
Не будь тряпкой, Клеменси Адамс, велела она себе, тяжело вздохнула, развернула сверток и бросила его содержимое в кастрюлю. Теперь ты живешь в деревне. Скрипя зубами, она вынула из ящика острый нож, но тот выскользнул из ее пальцев и упал на буфет.
— Ну да, я тряпка, — громко пробормотала она. — Если в дверь шмыгнет крошечная полевая мышь, я залезу на стул. Ну и что? Мне нравится быть тряпкой. Да, я не желаю учиться ездить верхом, потому что до смерти боюсь лошадей. Хватит и того, что я не слишком переживаю из-за этих огромных коров, которые пасутся за моим забором.
— И все же, несмотря ни на что, в глубине души вы жительница деревни.
Клеменси медленно повернулась туда, откуда прозвучал насмешливый бас, и увидела худощавую фигуру, стоявшую на пороге задней двери.
— Вы что, никогда не стучите? — спросила Клеменси. При виде смеющихся синих глаз ее внутренности совершили сальто-мортале. — Это была частная беседа, — с достоинством заявила она.
— Забыл ящик с инструментами, — лаконично пояснил Харрингтон. Смешливые искорки в глазах стали еще заметнее, когда он, игнорируя риторический вопрос Клеменси, подошел и встал рядом.
— Гм-м… Форель, — одобрительно пробормотал он, заглянув в кастрюлю.
— Если хотите, можете забрать, — величественно предложила Клеменси, пытаясь не реагировать на близость шести футов тугих мужских мускулов.
— Спасибо.
Вот уж кто не тратит времени на банальности, думала Клеменси, следя за тем, как Харрингтон без колебаний заворачивает и забирает рыбу. У него слова не расходятся с делом. Как всегда, прям и решителен.
— Я пообещал мальчикам устроить сегодня вечером шашлык.
— Шашлык из форели? — с сомнением спросила Клеменси, но затем поняла, что это мало чем отличается от обычной жареной рыбы.
— Мой конек, — скромно заявил он, подхватив свой ящик. На пороге Харрингтон задержался. — Если хотите, присоединяйтесь. Начало в шесть.
Клеменси замигала. Неужели ее действительно приглашают в этот мужской монастырь?
— Спасибо. Может быть, — ответила она столь же непринужденно, намеренно не говоря ни да, ни нет. — Постойте! Вы забыли еще кое-что! — Она подхватила со спинки стула свитер Харрингтона и устремилась к задней двери. Слишком поздно. Он уже ушел.
Клеменси вернулась на кухню. Обоняние дразнил запах чистого мужского тела. Аромат, слишком красноречиво напоминавший о его владельце. Она быстро повесила свитер обратно. Можно будет захватить его вечером… если она действительно решит принять приглашение.
Взять или нет? Клеменси, волосы которой были еще влажными после тепловатого душа, застегивала «молнию» оливково-зеленых шорт и думала о лежавшей в холодильнике бутылке вина. Если бы речь шла не о Джошуа, она не колебалась бы ни секунды и прихватила бутылку с собой. Но мысль выпить ее с Харрингтоном на двоих бросала Клеменси в дрожь.
Она натянула белую майку и подошла к открытому окну спальни, в которое дул ветерок, особенно приятный после дневной жары. Лучше взять то, что доставит удовольствие и двойняшкам. Вроде клубники, которую она днем купила в деревенском магазине.
Клеменси криво усмехнулась. Она слишком серьезно относится к случайному приглашению соседа на семейный пикник. Идти вовсе не обязательно — она ведь не дала утвердительного ответа.
Клеменси надела сандалии и нахмурилась. Мысль провести вечер в одиночестве не вызывала у нее энтузиазма. Скрепя сердце пришлось признать, что на сегодня с нее одиночества достаточно.
Утром, вскоре после ухода Джошуа, она взяла корзину с едой, зонтик от солнца, шляпу, поехала на побережье, на пароме переправилась из Пула в Стадленд и по холмистой тропинке прошла пешком до маленького городка Суонэйдж.
Такие прогулки она совершала уже несколько раз, однако почему-то сегодня ни пикник, устроенный Клеменси на вершине ее любимого холма, с которого открывался чудесный вид на бухту, ни рокот волн, разбивавшихся о выветренные скалы, не приносили ей желанного успокоения. Наоборот, она ощущала невыразимое беспокойство и гнетущую пустоту. Клеменси вернулась домой усталая, но без того чувства радости, которое обычно охватывало ее после физических нагрузок и дня, проведенного на лоне природы.
