— Погоди, Алла. — Он высвободил руку, шагнул к Наде, взял ее за рукав. — Отойдем на минутку. А ты постой пока, — бросил он через плечо той, которую назвал Аллой.
Отошли они недалеко — сделали буквально несколько шагов и встали под самым фонарем. Вдруг пошел мелкий снег, и Наде показалось, что рябь снежинок каким-то неведомым образом отделяет от нее любимое лицо, будто между ними встала холодная стена.
Или это ощущение возникло из-за того, что любимый так холоден и непроницаем? Владик смотрел на нее, как на чужую. Только на скулах проступили серые тени, а может быть, так падал свет.
— Что ты хотела?
— Владик, я… Ты так долго не появлялся у нас, и ничего не объяснял, совсем ничего, и… и даже мама волнуется… И ты так переменился. Владик, скажи мне, пожалуйста, что случилось?
— Я не знаю, что тебе сказать.
— Ты придешь к нам?
— Нет.
— А… позвонишь?
— Нет.
— Владик, ты… Ты больше не любишь меня?
Он хотел и в третий раз сказать свое сухое «нет», Надя видела, что он уже и губы для этого сложил, но глянул в ее распахнутые, любящие, страдающие глаза — и не смог. Вместо этого он на секунду сам закрыл глаза, раскрыл и снова посмотрел на Надю. Девушке показалось, что она услышала стон, вырвавшийся из крепко сжатых губ, и увидела, какой глубокой болью исказились родные черты.
— Что же с тобой происходит, Владик?
Внезапно решившись, он положил руки ей на плечи.
— Родная моя… я подлец, что говорю тебе это, но именно так — родная моя… Я люблю тебя больше жизни, ты — главное и лучшее, что есть у меня. Но… это все. Не звони и не приходи ко мне больше. Помни, у тебя теперь должна быть одна цель: как можно быстрее меня забыть. Я никогда теперь не приду к вам домой, и ты не вспоминай меня… никогда…
— Я не понимаю!
— Я знаю. И вряд ли когда-нибудь поймешь… Я очень надеюсь, что ты не поймешь меня никогда.
Он наклонился над ней, и, как бывало раньше, нежно поцеловал в лоб, как Мадонну. И сразу убрал руки, даже слегка оттолкнул.
— Владик! Я мерзну! — капризно донеслось из машины.
— Кто это? — Надя повела головой в сторону незнакомки.
— Это… Хорошо, я скажу тебе все. Эту девушку зовут Алла. Она моя хорошая знакомая, и… И совсем скоро я женюсь на ней. Вот теперь я тебе действительно все сказал.
Наверное, после этих слов разверзлась земля, или звезды перестали светить от горя, а может быть, сама наша планета на миг отклонилась от своего пути и провалилась в темноту — но наверняка произошло что-нибудь подобное, потому что свет померк перед ее глазами, и она перестала что-нибудь видеть и понимать…
* * *
В школу на следующий день Надюша не пошла — просто не смогла встать с кровати, на которой пролежала без сна всю ночь напролет. Встревоженная мама вызвала врача. Врач установил довольно странную картину: у Нади был самый настоящий жар, но других признаков, указывающих на грипп или простуду, не было.
— Горло чистое, нос не заложен, голова, она говорит, не болит… Все это очень странно, — говорил он Марии Николаевне, моя руки после осмотра. — Похоже на аллергию или какую-то нервную реакцию. Понаблюдайте до вечера, а если улучшение не наступит — госпитализируем.
Улучшение не наступило, но и госпитализировать не пришлось. Вечером Надя рыдала у мамы на коленях и, захлебываясь слезами, рассказала ей все. В ней прорвалось что-то, и, наверное, это было к лучшему, иначе можно просто сойти с ума!
— Наденька, это все пройдет… — говорила мама, гладя лежащую на коленях растрепанную голову. — Он еще одумается, я уверена, что одумается! Вы столько лет вместе… Наденька, ты еще маленькая, многого не понимаешь, но жизнь очень сложная, и в ней всякое может быть… Иногда на мальчиков, то есть уже взрослых юношей, таких вот, как Владик, как старые люди говорят, «находит»… Они встречают женщин, взрослых, опытных женщин, и на время как бы теряют над собой контроль. Им кажется, что пришла любовь, но на самом деле это не любовь, а очень стыдное, плотское чувство… как правило, оно очень быстро проходит…
— Не, мама, нет! — плакала Надя, все крепче прижимаясь к маминым коленям. — Он же сказал, что любит меня! Любит, но женится на другой. И к нам больше никогда не придет… И никто не может мне объяснить, что же такое произошло! Разве такое может быть — когда любят одну, а женятся на другой? И откуда она взялась, эта Алла? Ее же не было раньше, я точно знаю! Может быть, он женится на ней ради карьеры, может быть, она дочь какого-то важного человека? Но Владик никогда бы так не сделал! И потом, он всегда хотел работать со своим отцом… Мама, я ничего не понимаю!
— Ну, хочешь, я поговорю с Ильей Вадимовичем, а он поговорит с Владиком?
— Нет…
— А чего ты хочешь? Скажи, Надюша, я все сделаю, как ты скажешь!
— Я хочу проснуться… Закрыть глаза, уснуть и проснуться… И чтобы ничего этого не было… Если бы ты знала, как мне плохо, мама!
— Деточка, я знаю. Наверное, другого выхода нет, кроме как просто пережить. Пройдет время — дай Бог, сама ты все это будешь вспоминать с улыбкой… Дай Бог…
Но время шло — а улыбка так и не появлялась на враз подурневшем, как будто увядшем Надином лице. За полгода пышущая здоровьем и красотой семнадцатилетняя девушка превратилась в дурнушку. Большие чистые глаза, которые когда-то называли «русалочьими», потухли, в них теперь поселилось безжизненное, тусклое выражение. Тяжелая коса стала казаться старомодной. Даже сама ее фигура, когда-то чуть полноватая, но в то же время грациозная, перестала производить впечатление — окружающие видели в Наде теперь только обыкновенную, грузноватую толстушку.
Лиза Шарова, которая, конечно, уже все знала, теперь смотрела на Надю с осуждением.
— Надька! Ну долго ты еще будешь ходить как клуша! Ну посмотри на себя — ты даже переваливаться стала при ходьбе, ну настоящая гусыня даже, а не клуша! Встряхнись! Хочешь, пойдем куда-нибудь? Хочешь, пойдем в кино?
— Не хочу.
— Ну хочешь…
— Нет, я ничего не хочу.
— Черт возьми, надо же тебе что-то с собой делать!
Надя качала головой и тяжело опускалась на диван. За окном бушевала весна, Москва наполнилась молодыми голосами, казалось, что сам воздух стал насыщаться счастьем и любовью. А здесь, в комнате у Надюши, как будто поселилась вечная зима. Девушка все время мерзла. Вот и сейчас она зябко поводила плечами, хотя на ней был толстый вязаный свитер и такие же толстые шерстяные носки.
— Надюха! Слушай-слушай, а что это у тебя? А? Давно это здесь лежит?
Даже сквозь толщу свих отрешенных мыслей Надюша услышала, как сильно изменился голос подруги. Она подняла глаза — Лиза стояла прямо перед ней и в руках у нее была черная лента, в нескольких местах перевязанная маленькими узелками.
