розовым блеском. При этом все черты отличались удивительной чистотой линий и, пожалуй, изяществом… Было что-то аристократическое и благородное в этом нежном, тонко прорисованном лице.
–Нравлюсь? – с веселой иронией осведомилась по-английски пока еще незнакомка, нарушая молчание. Говорила она с тяжеловатым на слух немецким акцентом, но голос был звонким, с очаровательными смеющимися интонациями.
–Еще бы, – нисколько не смутился Филипп. – Кстати, меня зовут Филипп Б… Я французский турист.
–Я – Миа, художница, – назвала себя девушка. – Живу здесь, в городе И.
–И не скучно тут жить?
Вопрос вырвался совершенно непроизвольно, Филипп вовсе не собирался его задавать. Пожалуй, было в нем, этом вопросе, что-то бестактное…
Миа, впрочем, как будто не обиделась, скорее – удивилась.
–Скучно? – недоуменно повторила она. – Ну… я не знаю, что вы понимаете под скукой.
–Наверно, причина непонимания в языковом барьере, – предположил Филипп и постарался объяснить свою мысль доходчивее: – Скука – это когда нечего делать. Ну вообще нечего!
–И что же в этом плохого? – пожала плечами Миа. – Если нечего делать – это прекрасно! Можно просто расслабиться и жить…
–То бишь – скучайте красиво? – усмехнулся Филипп. Противиться мягкому обаянию Миа было невозможно.
–Именно! – с азартом подтвердила прелестная художница. – Хотите, научу?
–Уверен, с умением красиво скучать нужно родиться… но я буду рад уроку!
–Договорились! – засмеялась девушка.
* * *
В будущем Филипп нередко с теплотой вспоминал часы, проведенные рядом с Миа. Последняя пыталась объяснить своему спутнику простые истины – до того очевидные, что к ним давно уже никто всерьез не относился. Но, увы, очевидность не подразумевала выполнимость… казалось бы, что может быть проще: расслабься и живи себе, радуйся, чему можно радоваться, радуйся хотя бы отсутствию серьезных поводов грустить… скажете, просто? Только в теории!
Филипп слушал веселый щебет Миа, рассеянно улыбался ее детской восторженности и непосредственности, кивал с деланно важным видом, – но понимал, как далек яркий и лучезарный мир этой молоденькой художницы от его собственной сухой и выверенной до последней черточки реальности.
Что ж, тем удивительнее был этот день… солнечный, теплый, ясный, он запечатлелся в памяти Филиппа чередой красочных картин.
Вот они с Миа едят мороженое в парке. Девушка поглощает холодное ванильное лакомство с явным наслаждением, и это удовольствие заразительно. На миг и Филипп ощутил подзабытую детскую радость, которую дарили ему, ребенку, такие вот вкусности.
А вот они кормят лебедей хлебными крошками. Миа со своей утонченной грацией и белой кожей и сама похожа на изысканного лебедя. Женщина-лебедь в окружении лебедей-птиц… Чарующее зрелище!
Вот они зашли в кафе, где Миа заказала кофе-мокко Maria Theresia с апельсиновым ликером и взбитыми сливками, а Филипп – двойной эспрессо (Doppelter). Из сладкого выбрали по ломтику знаменитого шоколадного торта «За́хер», изобретенного в свое время австрийским кондитером Францем Захером.
–Кофе, что я пью, когда-то очень любила императрица Мария Терезия, – пояснила спутнику Миа, азартно расправляясь со своей порцией роскошного десерта. – Потому его так и назвали.
–Ты поэтому его предпочитаешь?
–Все зависит от настроения, – беззаботно пожала плечами девушка. Ее прозрачные глаза сверкнули озорством. – Когда чувствую себя императрицей – предпочитаю! – и Миа дразняще рассмеялась ему в лицо, словно понимая, что он уже не знает, когда она шутит, а когда говорит всерьез.
Потом они долго гуляли по мосту, глядели на стремительную реку, на величественно возвышающиеся горы, чьи угловатые, подернутые облаками вершины буквально врезались в полотно небес. Говорили обо всем и ни о чем. Миа ни разу не упомянула о своей реальной жизни, – только о картинах, которые создавала, о прошлых творческих удачах и о будущих замыслах. А о действительно важном – ни слова.
–Но для меня важно именно это, – спокойно возразила Миа, когда Филипп деликатно упрекнул ее за странную скрытность. – Понимаешь? Мои работы, мой мир… это и важно.
–Я-то имел в виду другое, – настаивал Филипп, пытаясь заглянуть ей в лицо. Это оказалось неожиданно трудной задачей: девушка оперлась о парапет, отвернулась к реке, устремив взгляд на ее неспокойные воды и став непривычно серьезной. – Чем ты зарабатываешь? С кем живешь – одна, с мужем, с родителями? Училась где-нибудь или все еще учишься?
–Ах, вот что ты считаешь важным… – скучливо протянула Миа, в голосе отчетливо слышалось разочарование. – Все это такая проза…
–Пускай проза… не только же поэзией жить!
–А хотелось бы… – обронила она и погрузилась в продолжительное молчание.
Пару минут спустя Филипп решил, что его любопытство так и останется неудовлетворенным, однако нет – Миа наконец заговорила:
–Хорошо, слушай… я снимаю маленькую квартирку… даже, скорее, каморку… в одном старом доме. На лучшие условия не хватает средств. Мои родные живут в поселке неподалеку, но мне больше нравится здесь… пусть и бедно, зато в городе. Пишу картины, пытаюсь продавать их…
–Успешно? – осторожно поинтересовался Филипп, искоса поглядывая на рыжеволосую собеседницу. Ее точеный профиль был так же хорош, как и анфас. Таким лицом можно любоваться с любых ракурсов…
Мягкие губы девушки тронула горькая усмешка.
–Успешно ли продаю? Наверно, по твоим меркам – нет. По моим – да.
–А на что живете в неудачные периоды? Есть-то хочется по любым меркам!
Он старался произнести это без иронии, но, видимо, не преуспел – она повернула голову и стрельнула в него злым взглядом. Оказывается, поклонница красивой скуки умела сердиться! Это слегка позабавило его.
–На что живу? – недовольно повторила она. – Одалживаю, принимаю подачки от родных… рисую реалистичные портреты под заказ. Это скучновато, но приходится! В самые тяжелые времена – еду в заработный тур.
–Куда едешь? – Филипп подумал, что ослышался.
–Заработный тур. В столицу или даже другую страну. На пару месяцев. Подрабатываю нянькой, уборщицей, домработницей, официанткой, изредка – танцовщицей… прогуливаюсь с чужими собаками. Делаю покупки для богатых господ… ну и так далее. Ничего лишнего себе не позволяю, почти не ем, не пью. Откладываю. Накапливается кой-какая сумма…
Спутник Миа был шокирован услышанным. Ничего не ем, не пью? Как-то не вяжется это с образом красивой праздности и легкой, полной красочных эмоций, жизни, который нарисовался воображению Филиппа.
Художника как будто прочла его мысли; коротко рассмеялась, покачала рыжеволосой головой:
–Да, иногда приходится себя ограничивать. Это тоже – часть жизненного узора. Зато потом слаще естся! Я воспринимаю такие периоды, как небольшое приключение.
Филипп склонил голову набок, размышляя. Подобный подход к жизни ему чем-то импонировал.
–Завидую тебе, – наконец вслух признался он и издал напряженный смешок. – Хотел бы я уметь жить по такой схеме… но не смогу, заранее знаю!
–Потому что ты привык все усложнять, – пожала плечами
