Ознакомительная версия.
– Ты столько раз наговаривала мне на автоответчик: «Просто дай мне знать, все ли с тобой в порядке». Но что я мог тебе сказать? Нет, я не в порядке, и телом и душой, и никогда не выздоровею?
Перестав плакать, Кали отстранилась и пристально взглянула на Максима:
– Далеко не всегда жертвы насилия сами становятся людьми, сеющими насилие. И наследственность тут вовсе ни при чем. При мне ты ни разу не проявил психической нестабильности, присущей мужчинам из вашей семьи. Почему ты полагаешь, что превратишься в чудовище, хотя твое поведение никоим образом не оправдывает этот страх?
– Тогда я не мог рисковать. Но все изменилось.
Взгляд Кали стал задумчивым.
– Потому что ты посмотрел в лицо смерти и потерял друга? Это изменило твое мнение о себе?
Он покачал головой:
– Нет. Совсем другое. Последний день с Михаилом. Он сказал мне, что рискнул из-за меня жизнью не только потому, что я его лучший друг, а еще из-за того, что из нас двоих именно у меня есть люди, которым я нужен, – ты, Леонид и моя мама. Он взял с меня обещание, что я достойно проживу свою жизнь, ради которой он пожертвовал собой. Чтобы я прожил ее за себя и за него тоже. Выздоравливая, я размышлял над этими словами, и постепенно во мне таяла ненависть к отцу и, в конечном счете, к себе. Я понял, что парализующий меня страх – вовсе не причина отворачиваться от тебя, единственной желанной мне женщины, и от ребенка, которым ты меня благословила. И вот я здесь. Но я позабочусь, чтобы вы с Леонидом были защищены от меня и от всех остальных опасностей.
Кали снова приникла к Максиму, а он спросил ее:
– Примешь ли ты меня как своего мужа и отца своего ребенка? Я хочу подарить вам всего себя и все, что у меня есть, – и добавил по-русски: – Моя дорогая.
В голове у него мелькнуло: «Боже мой! Ее глаза! Даже не надеялся увидеть в них столько эмоций! И это все из-за чувств ко мне или только облегчение от того, что она не будет матерью-одиночкой?»
Впрочем, что бы это ни было, он еще не открыл ей всей правды. И должен это сделать.
Поймав руку Кали, потянувшуюся к его щеке, Максим прижал ее к своим губам, чувствуя себя так, словно опять должен выпрыгнуть из самолета, но на этот раз без парашюта.
– Ты должна узнать кое-что еще. Из-за трещины в черепе у меня в мозге расширился сосуд. Оперировать эту аневризму врачи не берутся, так как существует стопроцентный риск, что я либо не перенесу операцию, либо останусь инвалидом. Я могу прожить с этим много лет и умереть в глубокой старости. Или сосуд может лопнуть в любой момент, что убьет меня.
Максим заглянул в глаза Калиопе, и ему показалось, что из них ушла жизнь. Он накрыл рукой ее ладонь, застывшую на его щеке.
– Я просто рассказал тебе все, чтобы ты знала. Но тебе не нужно тревожиться…
Кали высвободилась из его объятий, тяжело поднялась, отошла на несколько шагов и, отвернувшись, хрипло прошептала:
– Ты явился искать отпущения грехов и утешение в уже готовой семье лишь потому, что несчастье изменило твои приоритеты и виды на будущее. И чего ты ожидаешь от меня? Что я соглашусь дать тебе то, что ты ищешь? – Она повернулась, и лицо ее было таким же безжизненным, как и голос. – Из-за собственных страхов ты решил бросить меня без всяких объяснений в тот момент, когда ты был мне так нужен. А теперь возвращаешься, потому что понимаешь: твоя жизнь может закончиться в любой момент, и ты хочешь взять от нее все, пока еще в силах? Как можно быть таким эгоистом?
«Когда ты был мне так нужен».
Из всего сказанного эти слова ранили больнее всего.
Не ошибся ли он, понадеявшись, что однажды Калиопа почувствует к нему больше, чем желание?
Максим поднялся и медленно подошел к ней, словно боясь, что она отпрянет.
– Я и подумать не мог, что нужен тебе. Ты ясно дала понять, что встречалась со мной лишь ради удовольствия. Если бы я только знал…
– И что бы ты сделал? Что бы изменилось? Ты пренебрег бы теми «уважительными причинами», по которым меня бросил?
Максим запустил руку в волосы.
– Не знаю. Возможно, я выложил бы тебе то, о чем только что рассказал, и предоставил тебе самой решать. Или остался бы, предприняв все меры, чтобы обеспечить твою безопасность.
– И какие меры могли бы оградить меня от твоего превращения в монстра?
– Я бы нашел способ. Например, рассказал бы Аристидису о своих страхах, чтобы он присматривал за мной. И рядом всегда был бы кто-то, способный вмешаться, если я перейду черту.
Он нежно взял ее за плечи, ожидая, что Кали снова отшатнется. Но она лишь смотрела на него глазами, лишенными выражения.
– Я понимал, что тебе ни к чему материальная помощь, которую я предлагал. А что еще я мог бы тебе дать? Я ощущал себя бесполезным тебе, я не мог быть рядом, и потому мое существование казалось мне бессмысленным. Возможно, именно подсознательное желание саморазрушения двигало мной, когда я согласился на тот прыжок с парашютом.
– Вместо этого ты сам стал причиной смерти Михаила. И в результате в твоей голове тикает бомба. В буквальном смысле слова. Вдобавок к твоему буйному нраву, из-за которого ты тоже можешь взорваться в любой момент.
Максим не ожидал такой жестокости после того, как Калиопа выказала ему столько сочувствия. Но вся жестокость ее слов заключалась лишь в том, что они были правдой.
Его руки упали с ее плеч, безвольно повиснув.
– Ты абсолютно права. Но я ищу искупления грехов, а не их отпущения, и сделаю все, чтобы заслужить твое прощение, потратив на это всю оставшуюся жизнь.
– Которая может оборваться в любой момент.
Ее прямота покоробила Максима. Хотя он заслужил такое обращение.
– Как и у всех остальных. Единственная разница между мной и кем-либо еще в том, что я осознаю грозящую мне опасность, тогда как другие чаще всего не обращают внимания на то, что ведет к их смерти.
– Но ты не только осознаешь опасность. По тебе заметно, что она тебе угрожает.
«Кали, должно быть, имеет в виду мой истощенный вид, – сообразил Максим. – А я-то полагал, что он вызовет у нее сострадание».
– Аневризма – это тихий убийца, без внешних симптомов. Я в такой плохой форме, потому что не прилагал усилий для преодоления последствий травм и операций. Но теперь я…
– Нет.
Это слово ударило его, словно пуля. Такое суровое. Такое окончательное.
Нельзя, чтобы она порвала сейчас с ним вот так, не дав даже шанса.
– Калиопа…
Она снова перебила его и произнесла еще более суровым тоном:
– Нет, Максим, я отказываюсь от новой сделки с тобой.
– Это предложение руки и сердца.
Кали сделала шаг назад, затем еще один, и Максиму показалось, что она навсегда ускользает от него.
Ознакомительная версия.
