— Это слишком сложно для меня, — рассмеялся Гаррет.
— Ты вызвал меня на этот разговор, а теперь самоустраняешься, — обиделась Килин. — Это нечестно!
— Такой вот я, — самодовольно произнес Гаррет.
— Но ты хоть иногда можешь быть до конца искренним?
— Трудно сказать, — задумался Гаррет. — С годами искренность исчерпывается вместе с простодушием.
— Тебе самому нравятся те перемены, которые произошли в тебе с возрастом? — поинтересовалась Килин.
— Некоторые перемены к добру, другие — наоборот.
— Значит, тебя можно заставить делать то, чего ты не хочешь?
— Почему ты так решила? — удивился такому переходу Гаррет.
— Ну, как же? Не все свои перемены приветствуешь, и в то же время позволил им состояться.
— А с тобой такого не случалось?
— Случается постоянно, — призналась Килин.
— И в чем ты видишь причину?
— Я слишком завишу от мнения окружающих. Я — дочь известной художницы. Повторять ее я не собираюсь. Превзойти не могу. Все остальное уже считается отступничеством, если не вырождением. Поэтому ты каждую секунду должен доказывать, что любое сравнение с твоим знаменитым родственником непозволительно. И делаешь это в меру своих возможностей, чаще всего неудачно.
— Твоя мать была настолько знаменита?
Вместо ответа Килин изумленно посмотрела на Гаррета.
— Дэрмот несколько раз упоминал о ней как о хорошем художнике, но я не предполагал, что в изобразительном искусстве она столь уж бесспорная величина.
— Она выставлялась по всему миру, читала лекции, выступала по телевидению. Ее постоянно приглашали принять участие в различных мероприятиях. Среди ее друзей были представители знати, крупные политические деятели, знаменитые артисты, известные светские личности... — пресным тоном произнесла Килин.
— Впечатляющая эпитафия, — ухмыльнулся Гаррет. — В каждом слове сквозит раздражение.
— Да. Это очень мешает мне думать о ней как о матери... Но хватит об этом, — улыбнулась девушка. — Скажи, как так случилось, что человек вроде тебя стал обычным пастухом?
Гаррет долго не мог унять напавший на него хохот.
— Позволь мне считать это комплиментом! — воодушевленно воскликнул он, отсмеявшись.
— Как тебе будет угодно, — отозвалась Килин.
— Но я не только развожу овец. Этим занятием не разживешься. Приходится делать множество других вещей. Я — крестьянин. Крестьянин именно в том широком значении слова, в каком оно существует уже несколько тысячелетий.
— Тогда расскажи мне об этом твоем занятии поподробнее, — настойчиво произнесла Килин.
— Когда-нибудь обязательно, — отшутился Гаррет, — но не сейчас...
Он отвернулся от Килин и посмотрел в сторону маяка, свет которого становился все пронзительней на фоне темнеющего неба.
— Итак, — он снова испытующе посмотрел на Килин, — ты хочешь пойти посмотреть маяк? Я помню, что ты не туристка, — ухмыльнулся Гаррет, — но все же приглашаю тебя поближе ознакомиться с главной достопримечательностью нашего острова.
— Почему ты думаешь, что мне это интересно? — повела головой Килин, отбросив волосы за плечи.
— Потому что именно на маяке Дэрмот впервые поцеловал твою маму.
— Он сам тебе это сказал? — заинтересовалась Килин.
— Нет.
— Значит, ты это придумал? — разочарованно произнесла Килин.
— Опять не угадала, — интриговал ее Гаррет.
— Объяснись, — нетерпеливо потребовала она.
— Дэрмот, будучи жителем этого острова, не мог найти более подходящего места для первого поцелуя. Все самые романтические истории здесь начинались именно с поцелуя на маяке, — доверительным тоном произнес Гаррет.
— И это дает тебе основание утверждать, что у Дэрмота и Бридж было так же?
— Не сомневаюсь. Ну, так как, идешь?
Подобная настойчивость смутила Килин. Ей действительно захотелось посетить эту местную достопримечательность. Еще в первый день пребывания на острове. Маяк привлек ее прихотливый взор сияющей белизной и изысканностью форм. Упоминание о местной романтичной традиции только подогрело ее желание. Но отправиться туда с Гарретом по первой его просьбе означало бы приобщиться к этой традиции. А романтические отношения с этим островитянином ее не интересовали. Поэтому Килин холодно произнесла:
— Уверена, ты найдешь более подходящую кандидатуру, чем я, чтобы отправиться вместе с ней в столь романтическое место.
— Ты неправильно меня поняла, Килин. Я не собирался тебя соблазнять, — смеясь, разуверял ее Гаррет.
— Не собирался... — недоверчиво повторила она.
— Не собирался. Какое нелепое подозрение, Килин. Я предпочитаю сначала хорошо узнать человека, а уже потом сближаться с ним.
ГЛАВА СЕДЬМАЯУже несколько часов кряду Килин читала письма матери к Дэрмоту, сидя в обеденной комнате гостиницы. Она была настолько захвачена этим чтением, что не замечала, как нарастает шум, до тех пор, пока ритмичные звуки музыки не стали проникать в ее стопы, преодолевая древесно-кирпичные перегородки.
Девушка спрятала очередное письмо в конверт, огляделась и только теперь заметила, что осталась в обеденной комнате одна. Она очень удивилась, потому что еще недавно здесь было полно народу. Теперь же кроме нее оставался лишь молоденький официант, который суетливо убирал со столов и нетерпеливыми взглядами давал ей понять, что она его задерживает.
Килин спустилась в фойе и обнаружила там столпотворение. Казалось, все приезжие и обитатели острова собрались в холле крошечной семейной гостиницы, настолько там было людно.
— Приветствую вас, милая леди!
Килин обернулась на этот высокопарный призыв. Перед ее взором предстал дородный розовощекий господин, неуклонно приближающийся к ней. Недоумевая, что тому от нее нужно, девушка все же сочла необходимым поприветствовать незнакомца вежливой улыбкой и произнести:
— Добрый вечер.
— Вы здесь с коротким визитом? — непринужденно заговорил с ней толстяк.
— Только на несколько дней, — растерянно ответила Килин.
— Вы одна или с кем-то? — Разговорчивый тип вплотную приблизился к ней. — Если одна, то прошу вас присоединиться к нашей вечеринке. Все будут только рады такому очаровательному прибавлению.
Толстяк был готов уже подхватить Килин под руку и увлечь с собой в бар, но девушка сдержанно произнесла:
— Благодарю за приглашение. Но, увы, не могу. У меня был трудный день, к тому же я не одета для вечеринки.
Явно подвыпивший господин расплылся в сладостной улыбке и проговорил:
— Странно слышать от такой прелестной женщины, что она якобы одета неподобающе. Это абсурд, и я такой отказ не принимаю.
