Когда они уселись в машину, Логан сосредоточил внимание на управлении. Они ехали на противоположный конец города, где и находилась больница. Она была построена на скале, нависшей над гаванью.
— Меня интересует один вопрос, — заметила Мелоди, осознав, что он не собирается предоставить ей больше информации о Сете.
В знак того, что он не намерен удовлетворять ее любопытство, Логан неодобрительно хмыкнул, но Мелоди это проигнорировала.
— Почему мы должны вместе ехать, чтобы навестить вашего отца? Если б я ничего не знала, я бы подумала, что вы боитесь быть с ним один на один.
Когда Мелоди произнесла эти слова, они приближались к нерегулируемому перекрестку. До этого Джеймс вел машину, можно сказать, с самоуверенной агрессивностью, какую Мелоди и предполагала у человека его темперамента: он не раздумывал долго, кто имеет преимущественное право проезда; не придерживался разрешенной скорости. Выслушав ее последнее замечание, он начал со скрежетом переключать передачи, сыпать направо и налево ругательства.
— У вас заглох мотор, — оповестила она его с удовлетворением, которое не могла скрыть, когда машина дернулась несколько раз и остановилась на самом повороте.
— Знаю, — ответил Логан. Он снова завел мотор, машина дико взревела, и Джеймс начал опять неловко орудовать рукояткой переключения передач.
— А мы застопорили движение.
— Вы удивительно проницательны.
— Я уж не говорю о том, что водитель машины, следующей за нами, задыхается от избытка выхлопных газов. Вам обязательно нужно, чтобы мотор ревел на таких оборотах?
Машина во второй раз подпрыгнула на месте, когда он резко затормозил.
— Не хотите ли сесть за руль?
Мелоди одарила его щедрой улыбкой.
— Конечно нет, Джеймс. Я уверена, вы прекрасно справитесь, как только охладите свой темперамент.
— Мой темперамент, — жестко отрапортовал Логан, — полностью под контролем, если только мне не приходится возиться с дотошными женщинами, которые способны довести и святого до белого каления.
Водитель машины, следовавшей за ними, засигналил.
— Вы все еще держите движение, Джеймс, — напомнила ему Мелоди.
— О, прекратите! И оставьте ваши недоумочные теории насчет моих отношений с отцом. Я абсолютно не боюсь быть с ним один на один. Это меня вовсе не заботит.
Это не заботило и Сета, как Мелоди обнаружила в первую же минуту в больничной палате. Джеймс отчаянно пытался вновь разжечь искру жизни у Сета. Ради этого, подавив свою гордость, он и попросил Мелоди вернуться к постели отца. В глазах старика не было огня, как вчера, он не возмущался несправедливостью мира, забывшего его в беспомощном состоянии в руках посторонних людей, которым он не доверял.
— Мы пришли узнать, как вы себя чувствуете, — сказала Мелоди, взяв в свою руку его высохшую кисть. — Мы надеялись, вам захочется кого-нибудь повидать.
— Не сегодня, милая девочка Мелоди, — возразил Сет, слегка задыхаясь. — Сегодня я гожусь только для одного — чтобы с меня сняли мерку для моего ящика.
— Нельзя так говорить! Джеймс, подойдите сюда и скажите вашему отцу, чтобы он не говорил таких вещей.
— Брось, Сет, — посоветовала ему Джеймс. — Только хорошие люди умирают молодыми, а ты под эту категорию не подходишь.
— Как и ты, — ответил Сет. — И никогда не будешь годиться. Почему бы тебе не отправиться туда, откуда ты взялся, и не дать мне спокойно умереть?
— Ничего не выйдет, — сказал Джеймс. — Привыкай к мысли о том, что я останусь, пока ты не выйдешь из этой больницы своим ходом.
Гримаса исказила лицо Сета.
— Ты всегда был противным парнем, — пробурчал старик и посмотрел на Мелоди. — Давно уже хорошенькая женщина не держала меня за руку. Надеюсь, вы сможете остаться еще ненадолго.
Непроизвольно она прижалась щекой к его скрюченным пальцам.
— Если хотите, всю вторую половину дня до самого вечера.
— Хоть немного еще — будет достаточно, — пробормотал Сет, глаза его прикрылись веками. — Еще хоть немного.
Вскоре он как будто заснул. В течение примерно получаса Мелоди оставалась радом. Затем, когда он, кажется, погрузился в глубокий сон, Мелоди убрала его руку под одеяло.
— Пусть отдыхает, — прошептала она и обернулась к Джеймсу, считая, что он обрадуется и последует за ней к дверям.
На удивление, он не двинулся с места и продолжал стоять с выражением скорби на лице. Это было так непохоже на него — с его обычной самоуверенностью, которая ее пугала.
— В чем дело? — спросила Мелоди. — Ведь вы не думаете, что он умрет?
— Нет, черт побери! — возмутился Джеймс, провожая ее к выходу из палаты.
Однако в его голосе не было убежденности, а глаза остались затуманенными от наплыва чувств.
— Тогда почему у вас такой странный вид? Вы меня пугаете. Вам что-нибудь известно, что вы не сообщаете мне?
Он провожал Мелоди к лифту через весь зал.
— Мы — чужие, — заметил он мрачным тоном. — Это мой отец, я его сын, но мы чужие. Ни разу мы не смогли… — Джеймс покачал головой и посмотрел озадаченно на Мелоди. — Вы вот вошли в его жизнь в самой негативной обстановке, но он тянется к вам, будто вы — его любимое дитя, а со мной…
Затем, сообразив, насколько жалостливо звучат его слова, Джеймс с избыточной силой ткнул пальцем в кнопку лифта, будто надеялся, что кабина скорее придет ему на выручку.
— Только у Сета всегда все наоборот, — горько промолвил он. — Большинство мужчин хотят сына, но он, кажется, предпочитал дочь.
Мелоди видела: Джеймса мучает ревнивое чувство, и ей было жаль его, так же как и его отца, потому что это упрямые, гордые люди, которые не умели пойти друг другу навстречу.
— Если бы вы сказали, что любите его, он мог бы держать себя по-другому, — предположила Мелоди, и моментально поняла, что лучше бы ей было молчать?
— Вы что — смеетесь?! — воскликнул Джеймс. — Пусть меня лучше расстреляют.
— Он же ваш отец!
— При чем тут это?
— Это все определяет.
Мелоди опиралась на собственный опыт единственного ребенка в семье, выросшего в окружении любящих родителей, теток, дядьев и кучи двоюродных братьев и сестер, которые никогда бы не позволяли ей чувствовать себя изолированной или одинокой. Джеймс Логан, вероятно, неспособен понять, что это означает для человека.
— Члены семьи должны стоять друг за друга, что бы ни случилось.
Его ответ был почти точно таким, какого она и ожидала.
— Я не готов подписаться под этой лекцией из области популярной психологии. Путем шантажа меня нельзя заставить объявить себя приверженцем эмоциональной привязанности, основанной на случайности генетического порядка.
