— А я такой и есть, — заявил Ник. — Спроси кого угодно.
— Сдаюсь, — сказал Сазерленд. — Пойду, побеседую с Беверли Джеймс. Дайте мне знать, когда соберетесь уходить.
Клер долго не могла уснуть. Вспоминая события этого вечера, она признала, что Ник Каллахэн более сложный человек, чем ей показалось поначалу. И более привлекательный. К несчастью, он понравился ей больше, чем она того хотела. Гораздо больше, чем было разумно. Ей стало бы легче, если она не узнала, что Ник может быть великодушным и щедрым в отношениях с людьми. Если бы она не обнаружила, что внутри жесткой оболочки скрывается тонкая и чувствительная натура неординарного человека. Словом, ее влекло к Нику Каллахэну, как бабочку на огонек.
Она вспомнила, как на обратном пути сидела рядом с ним на заднем сиденье лимузина. Салон был отделен от водителя, и это создавало особую атмосферу, которая, как шелковистый кокон, окутывала Клер. Звуки «Аппассионаты» Бетховена плыли вокруг них, пробуждая в душе затаенные чувства и желания.
Глубокий вздох одиночества вырвался из груди Клер при воспоминании о тех томительных минутах в теплой полутьме лимузина. Ник находился совсем близко, но они не касались друг друга. Так же, как и их жизни, подобные двум рекам, текущим радом, но никогда не сливающимся друг с другом.
Все воскресенье Клер думала о Нике. Когда вечером она приехала в «Пайнхэвен», ей почти удалось выбросить его из головы. Свидание с матерью, как всегда, расстроило ее. Клер не могла отделаться от мысли, что все ее усилия и надежды напрасны. Ее раздирали противоречивые чувства — любовь, жалость, грусть. И ощущение полного бессилия.
После того, как Китти поужинала, Клер заторопилась домой. Она включила телевизор и поцеловала мать в лоб.
— До свидания, дорогая, — сказала мать, устремляя взгляд на экран.
— Я не смогу навестить тебя до среды, мама. Я уезжаю из города по делам. — Клер знала, что мать не в состоянии понять смысла сказанного, но у нее вошло в привычку рассказывать Китти о своих планах.
В коридоре Клер столкнулась с миссис Провеет, старшей сестрой ночной смены. Жизнерадостная Эми Провеет, бабушка троих внуков, всегда сочувствовала Клер. Женщины поболтали пару минут, затем лицо миссис Провеет вдруг стало серьезным.
— Мисс Кендрик, — нерешительно начала она, — вы уже получили извещение о повышении платы?
Клер застыла на месте.
— Что за повышение?
— Давайте зайдем ко мне в кабинет и поговорим.
Клер кивнула. Боже, что же делать? Семьсот долларов в месяц, доля Клер в расходах на содержание Китти, были пределом ее возможностей. Ее бюджет не выдержит даже небольшого повышения.
— На сколько возрастает плата? — спросила Клер, когда они оказались в кабинете. Она задала вопрос спокойно, борясь с паническим ужасом, понимая, что ей грозит нищета.
Поколебавшись, миссис Провеет сказала:
— На триста долларов в месяц.
От этой суммы Клер потеряла дар речи. Даже в своих худших предположениях она не предвидела такого катастрофического поворота событий. Боже, что ей делать?
— Руководство клиники вынуждено сделать это, — сказала сестра. Ее слова с трудом доходили до сознания Клер. — На заседании совета шла настоящая борьба. Доктор Филипс был против, но дирекция оказалась непреклонна. За последние девять месяцев у нас накопилась большая задолженность.
Клер почти не слышала объяснений. Мысли хаотически кружились в ее голове.
— Понимаю, что это удар для вас, — продолжала сестра. — Семьи наших пациентов получат извещения завтра или послезавтра. Я решила, что будет лучше, если заранее предупрежу вас об этом. — Миссис Провеет тяжело вздохнула. — Вам плохо? — обеспокоено спросила она.
— Нет. Я чувствую себя нормально. — Клер заставила себя произнести это ровным тоном.
— Вы уверены? Выглядите вы ужасно бледной.
Клер держалась из последних сил. Если она даст волю слезам, то произойдет эмоциональный срыв. А она не хотела, чтобы это случилось здесь.
— А ваши, тетя и дядя? Они могут оказать вам дополнительную помощь?
Клер с трудом сосредоточилась на вопросе.
— Тетя Сузанн и дядя Дэйл и так помогают, как могут. Дядя в конце года уходит на пенсию. Я не могу просить их о большей сумме, они и так на пределе своих возможностей.
Сестра матери и ее муж имели очень скромный доход. И их финансовое положение ухудшится, когда дядя уйдет на пенсию. Клер и раньше беспокоилась о том, что ей делать, если родственники не смогут больше давать свою долю на содержание Китти. С учетом их вклада и доли, оплачиваемой медицинской страховкой, Клер до сих пор удавалось вносить ежемесячную плату в «Пайнхэвен».
— Есть еще федеральная больница, — тихо сказала сестра.
— Нет! — Ответ прозвучал резко. Клер сжала подлокотники кресла и наклонилась вперед. — Я не могу поместить мать туда. Даже если там будут приемлемые для нее условия, в чем я сомневаюсь, это слишком далеко отсюда. Мне не удастся навещать ее там чаще, чем раз в месяц.
— Тогда что же делать?
Клер попыталась подавить сердечную боль. Слезы жгли глаза, но она сдержала их. Что толку плакать?
— Я найду выход.
Миссис Провеет вздохнула.
— Будем надеяться. — Она присела рядом с Клер и взяла в свои ладони ее холодную руку. — Но если вы измените свое решение… если вы захотите, чтобы я запросила место для Китти в федеральной больнице, — ее голос был полон сочувствия, — дайте мне знать, я все сделаю.
Женщины обнялись.
Перед тем, как уйти, Клер спросила:
— Когда вступают в силу новые расценки?
— Первого марта.
Сорок пять дней. Эта цифра барабанной дробью стучала в ее сознании. Сорок пять дней… Не замечая ничего вокруг, она закрыла дверь кабинета, прошла к дверям лечебницы и вышла в холодную, темную январскую ночь.
Ник прибыл на Хедрик-Бич в час сорок пять. Он распорядился, чтобы Клер доставили к двум часам. Скоро она будет здесь, с чувством приятного нетерпения подумал он.
Дэйв Дженнингс, старший пилот компании, поднял взгляд на приближающегося Ника, и на его морщинистом лице появилась улыбка.
— Добрый день, мистер Каллахэн, — сказал он.
— Добрый день, капитан. — Ник испытывал симпатию к этому немолодому летчику. Он несколько лет пытался перейти с ним на ты, но Дженнингс не соглашался. Но это не мешало им быть в дружеских отношениях. Они нередко подолгу беседовали о тех временах, когда Дженнингс служил в морской авиации.
— Отличная погода для полета, — сказал Дженнингс, глядя сквозь солнцезащитные очки на яркое январское солнце.