— Нет, — печально улыбнулась Коппер, — не думаю, чтобы кто-то сильно скучал без меня.
— А как же ваш горячо любимый человек? Она и думать забыла, что наболтала Мелу о Глине.
— Пожалуй, он и не заметит, — вздохнула она и принялась водить прутиком в пыли. — Он вечно жаловался, что меня не застанешь дома. Мне приходится много ездить, а когда я в Аделаиде, меня ждут горы бумаг в офисе. Не могу же я приходить домой в четыре, чтобы встречать его с работы.
— Вы могли бы сменить работу.
— Глин того же мнения, — с горечью сказала Коппер. — Но, кроме того, что я должна помогать отцу, я действительно люблю свою работу. Почему же я должна отказаться от нее?
— Это ни к чему, если дело значит для вас больше, чем ваш друг.
— А почему обязательно надо выбирать что-то одно? — взорвалась Коппер. — Меня вполне устраивает моя жизнь. Глин хорошо знает меня. Почему именно я должна уступать?
— Не похоже, что вы готовы уступить хоть в чем-нибудь, — неожиданно жестко сказал Мел, и воинственный пыл Коппер сразу угас.
— И Глин тоже так считает.
Она сняла шляпу и запустила пальцы в волосы.
— Ладно, теперь уже все равно. Недавно я на девять дней улетела в Сингапур, а когда вернулась, Глин сказал, что нам надо поговорить. Я хотела отшутиться, заявила, что должна посмотреть, есть ли у меня время, но он не был расположен к шуткам. Он сказал, что ему надоело приходить в пустой дом, что нечего притворяться, будто нас что-то связывает, если большую часть времени мы проводим порознь. А потом сказал, что уже давно встречается с моей лучшей подругой Элли. Ее бросил муж, ей было очень одиноко, ну и… — Коппер попыталась беспечно пожать плечами, но ей это не удалось. — Наконец он сказал, что они с Элли собираются жить вместе. Все произошло очень спокойно, совсем не враждебно. Глин всегда был мне другом, и Элли тоже, мы все из одной компании. Так что если я не хотела потерять Друзей, то должна была встречаться и с этими двумя. Мы сели втроем и обсудили создавшееся положение как цивилизованные люди.
— Но у вас осталась любимая работа, — иронически усмехнулся Мел.
— Да, работа осталась, — равнодушно согласилась Коппер. В самом деле, чего она ждала от него? Сочувствия?
Мел внимательно смотрел на нее, слегка подавшись вперед.
— Значит, вчера, рассказывая, как вы влюблены в Глина, вы говорили неправду?
— Даже не знаю… — призналась Коппер, вертя в руках шляпу. — Я очень люблю Глина, он замечательный человек, мы даже хотели пожениться, но так и не собрались. Я не собралась, — поправила она себя. — У меня всегда было полно других важных дел. А теперь я думаю, что все к лучшему. «Копли трэвел» слишком много для меня значит, и я не уйду оттуда, даже если получилось, что из-за работы я потеряла Глина! Значит, он не так уж и любил меня. Иначе зачем ему, чтобы я стала другой.
Мел молчал, и невозможно было понять, что скрывается за его молчанием — сочувствие или осуждение.
— Во всяком случае, — бодро продолжала Коппер, — теперь вы знаете, почему я не спешу в Аделаиду. Честное слово, я ничего не имею против того, чтобы по-прежнему общаться с Глином и Элли, но все остальные в нашей компании будут, пожалуй, чувствовать себя неловко. Я ненадолго исчезну, они понемногу привыкнут.
— Сдается мне, этот ваш Глин легко отделался, — скривился Мел, не спуская глаз с Меган, самозабвенно игравшей в песке. — Представляю себе, что он пережил, поняв, что вы ради своей работы готовы отказаться от всего — и от него тоже. Моя жена была похожа на вас, — помолчав, продолжал он. — Тоже думала, будто может добиться Бог весть чего. Когда мы познакомились, у нее было несколько магазинов в Брисбене. Ни за что бы не поверил, что она решится бросить все и уехать ко мне, но ей понравилась роль хозяйки огромного поместья. Она любила все грандиозное, и Бирраминда ей вполне подходила. Разумеется, я уговорил ее до замужества просто пожить здесь, чтобы она понимала, на что идет, но увы! Лайза знала, чего хотела, — а чего хотела Лайза, того она добивалась любой ценой.
— Зачем же вы женились на ней, если она была такой? — спросила Коппер резче, чем предполагала, но уж очень обидным оказалось сравнение. А ведь она приготовилась ревновать Мела к покойной жене…
— Сначала я не понимал, какая она, потом уже было поздно отступать. Она была очень красивая… Жаль, вы не знали ее, — вздохнул Мел. — Она могла очаровать кого угодно, хоть птицу на дереве, если бы пожелала, но у нее была железная воля и четкое понимание своих интересов. Сначала она собиралась управлять магазинами из Бирраминды, и я вбухал целое состояние, чтобы оборудовать ей кабинет в моем доме. Как-нибудь зайдите посмотреть. Там есть несколько телефонов, компьютер, ксерокс, факс — словом, все необходимое. Но Лайзе этого было мало. Заниматься хозяйством ей было неинтересно, хотя я заново обставил и оборудовал кухню. Если она не могла заняться тем, что ей хотелось в данную минуту, то начинала скучать и дергать меня, чтобы я слетал с ней в Брисбен проверить счета, или посетить салон красоты, или встретиться с деловыми партнерами. Да, деловой сметки у нее хватало на двоих мужчин…
Почему его слова звучали как оскорбление? Разве плохо быть энергичной и умной?
— Если она была такая умная, то, должно быть, стала вашей женой только потому, что действительно хотела ею стать, — подумав, сказала Коппер.
— Я и сам так считал. Конечно, у меня были, как бы вы это назвали, романтические взгляды на брак. Лайза смотрела на наши отношения более рационально. Выйдя за меня, она приобретала статус замужней женщины, полновластной хозяйки поместья в придачу к тому, что уже имела в городе, но здесь ей совсем не нравилось, и постепенно она все больше времени стала проводить в Брисбене.
— А как же Меган?
— Меган — результат отчаянной попытки спасти наш обреченный союз. Конечно, она ничего не спасла. Лайза превратила беременность в предлог для окончательного переселения в Брисбен, говоря, что ей лучше быть поблизости к больнице, что Бирраминда не место для младенца. Она уехала и уже не вернулась на ферму, и не звонила мне, пока не родила. Говорила, что схватки начались неожиданно и ей было некогда позвонить и позвать меня в больницу. Но это ложь. Впрочем, я должен быть ей благодарен хотя бы за то, что она позволила мне увидеть дочь.
Мел говорил спокойно, но Коппер видела, как напряжено его лицо. Теперь она понимала, почему непроницаемы его глаза, и не удивлялась, что он стал другим. Он был отвергнут, лишен возможности участвовать в появлении на свет своего ребенка.
Коппер очень хотелось пожалеть Мела, но она не знала, как это сделать. Будь на ее месте другая, она взяла бы его за руку или обняла, но Коппер не могла, не умела этого, как ни ругала себя за бессердечие. И к тому же она боялась, что Мелу будет неприятно ее прикосновение. Она лишь крепче вцепилась в тулью своей шляпы и молчала.
