— Дорогая, я не хотела тебя обидеть. Я думаю только о тебе. Ты чудесная мать и дочь, самая лучшая, но пора забыть прошлое.
— Я забыла его, — твердо возразила Кей.
— Хотелось бы верить, — задумчиво сказала Линора, но, когда стук в дверь возвестил о прибытии Митчелла, встрепенулась: — Он здесь!
Кей было забавно видеть, как на лице матери появилось что-то вроде паники, и это помогло ей преодолеть собственное волнение. Она сделала глубокий вдох, прошла через комнату и открыла дверь. Сердце у нее замерло. Митчелл сменил деловой костюм на короткую черную кожаную куртку и черные джинсы, подчеркивавшие его мрачноватую красоту. Он снова побрился, и мысль об этом показалась ей такой интимной, что Кей пронзила дрожь.
— Привет. — Он протянул ей большой букет фрезий и бледно-розовых роз. — Это для вашей мамы.
— А-а. — Она явно растерялась.
Митчелл тихо засмеялся, серые глаза заискрились юмором, и, когда она вспыхнула, он полез в карман и достал маленькую прозрачную коробочку, в которой лежала красивая белая орхидея.
— Это вам, — пробормотал он, подавая Кей коробочку.
— Спасибо, — смутилась она. — Войдите и подождите, пока я возьму куртку.
Кей оставила мать восхищаться розами и устремилась наверх, чтобы взять куртку и, стоя перед зеркалом, приколоть изящный цветок на джемпер, не дожидаясь, пока Митчелл предложит свои услуги. У орхидеи был тонкий, слегка напоминавший магнолию запах, но с примесью чего-то экзотического, и, спускаясь по лестнице, Кей ощущала ее аромат.
Когда она спустилась в кухню, Линора и Митчелл смеялись. Атмосфера явно была непринужденной и дружелюбной, и на мгновенье Кей почувствовала себя лишней.
Они повернулись к ней, и у нее на лице появилась слабая улыбка.
— Может, пойдем? — напряженно осведомилась она.
— Конечно!
В ответ на ее резкий тон Митчелл вопросительно взглянул на Линору, но Кей предпочла сделать вид, что ничего не заметила. Однако нужно будет указать матери, что его черные джинсы, конечно, от Гуччи или Армани, а ее куплены в обыкновенном магазине… Но суть не в этом.
— Куда вы идете?
Они обернулись и увидели две маленькие фигурки в пижамах на середине лестницы.
— Ну-ка, — голос Кей мгновенно смягчился, — что это вы там делаете? Вы уже полчаса как должны спать.
— Иди, иди, я займусь ими, — поспешно сказала Линора, однако Митчелл, широко улыбаясь, подошел к лестнице.
— Я веду вашу маму поужинать в одном месте. Вы не возражаете?
Близнецы переглянулись и закивали.
— Мы знали, что ты придешь, — заявила Джорджия. — Мы слышали, как мама и бабушка говорили о тебе.
— Так, вы уже поздоровались, а теперь немедленно в постель, — перебила ее Линора, обходя Митчелла и поспешно направляясь к лестнице.
Кей бросила взгляд на Митчелла и увидела, что у него подрагивают губы. Он, очевидно, догадался, что в его адрес прозвучали весьма нелестные слова.
— Спокойной ночи, дорогие.
Митчелл повернулся и открыл дверь.
— Это было так нелестно? — спросил он низким голосом, не пытаясь скрыть, что ему смешно.
— Что вы сказали? — уклонилась она от ответа. Что было нелестно?
Митчелл открыл калитку и пропустил Кей вперед.
— Ваша мама — прекрасная женщина, — лениво протянул он, — но бедные дети и ахнуть не успели, как она загнала их в постель.
— Мне совершенно непонятно, о чем вы говорите, — пролепетала Кей, у которой дух захватило при виде великолепного, низкой посадки спортивного автомобиля перед домом. Она мысленно благословила свое решение надеть джинсы, а не юбку.
Дверца была любезно распахнута, и Кей довольно изящно скользнула на кожаное сиденье.
— Пристегните ремень.
— Что? — Она бросила на него взгляд и сразу пожалела об этом: он сидел слишком близко, и она никак не могла подавить нервную дрожь.
— Ваш ремень. — Митчелл перегнулся через нее, и искусительный запах заставил сердце бешено забиться.
— Красивая машина. — Кей чувствовала, что нужно что-то сказать, чтобы разрядить наэлектризованную атмосферу.
— Благодарю.
Автомобиль с глухим ревом рванулся вперед, и Кей едва удержалась, чтобы не вскрикнуть от испуга. Ей пришлось сделать глубокий вдох.
— Какая… какая это машина?
— «Астон-мартин», — мягко сказал Митчелл.
— А-а. — Очевидно, она должна была узнать эту марку. — Я не разбираюсь в машинах.
— Вы и не должны.
Однако она знает, что такой автомобиль — это секс-машина на колесах и, несомненно, средство обольщения в руках такого мужчины, как Митчелл.
— Она… она, наверное, очень дорогая, — с трудом произнесла Кей.
— Очень. — Проницательный взгляд пронзил ее насквозь, прежде чем Грэй перевел глаза на ветровое стекло. — Мальчишеские игрушки — вот что вы думаете.
Мальчишеские игрушки? В Митчелле Грэе не было абсолютно ничего мальчишеского. Кей старалась не замечать, что длинные мускулистые ноги, обтянутые черными джинсами, почти касаются ее.
— Вовсе нет, — правдиво ответила она. — Почему вы так говорите? Вы смотрите на это так?
Он улыбнулся.
— Вы очень умно уклонились от ответа, миссис Шервуд. Хотя, возможно, вы правы, — спокойно продолжал он. — Мне нравятся машины с новейшими усовершенствованиями, ощущение, которое возникает от бешеной скорости, и тому подобное. Время от времени я участвую в гонках; вам нужно как-нибудь прийти и посмотреть.
— Играете со смертью? — холодно осведомилась она. — Не думаю, что мне захочется увидеть это. Я считаю, что жизнь — слишком ценный дар, чтобы ставить ее на карту.
— Умение тоже кое-что значит, — сухо заметил он.
— Возможно. — Кей пожала плечами. — Но если жизнь дорога и наполнена счастьем, такой риск просто бессмыслен.
Выражение лица у него не изменилось, только линия рта стала жестче, и Кей поняла, что Митчеллу не понравились ее слова.
— Вы считаете, что спорт, которым я занимаюсь, свидетельствует, в некотором роде, о желании смерти?
— Я этого не говорила. — Кей взглянула на строгий профиль. Ого, кажется, она наступила на любимую мозоль. — Но я думаю, что если бы вы полностью реализовались в обычной жизни, у вас не было бы необходимости подвергать себя бессмысленному риску.
— Избавьте меня от любительской психологии!
— Простите, но вы сами начали этот разговор! — возмутилась Кей.
На несколько минут воцарилось молчание. Автомобиль мчался сквозь ночь с явным превышением скорости.
— Почему вы делаете это? — неожиданно сердито спросил Митчелл.
— Что именно?
— Спорите, не соглашаетесь, пытаетесь лбом прошибить стену. Более упрямой женщины я не встречал.
