— Да, мистер Лестроуд.
В коттедже Фредерика застала Электру. Та изучала стены гостиной. Увидев дочь, она заявила, что, если им предстоит поселиться здесь, необходимо что-то сделать, чтобы у комнат не был такой примитивный вид. И дело не в том, что тут давно не было ремонта, а безобразна цветовая гамма, не говоря уж о том, что в кухне нет ни холодильника, ни стиральной машины.
— Без стиральной машины я бы еще обошлась, но без холодильника! — возмущалась Электра. — Белье можно прекрасно отправлять и в прачечную, но я отказываюсь держать масло в этих ужасных шкафах с дверью, которая напоминает мне уборную на дворе. — Она капризно глянула на дочь. — Где мистер Лестроуд и когда мы удостоимся чести лицезреть его? А я-то грешным делом думала, что он явится сюда поприветствовать нас, ведь он, как-никак, твой хозяин.
— Чего ради? — просто спросила Фредерика.
Вместо матери ответила Розалин… Розалин в новом весеннем костюме из тончайшей голубой шерсти, так удивительно шедшем к ее голубым глазам.
— Я думала, он джентльмен, а не сноб, — фыркнула она. — Мистер Ролинсон сказал, что этот твой Лестроуд поймет наше положение и будет относиться к нам соответствующим образом, а он даже не позвонил маме в отель.
— Не принимай близко к сердцу, дорогая, — успокоила ее не менее язвительным голосом миссис Уэллс. Она также выглядела весьма импозантно в костюме из полотна цвета морской волны с белой отделкой. — Попозже я сама позвоню ему. И объясню положение дел. Попрошу навести порядок в коттедже и, если возможно, повысить оклад Фредерике. Он невысок… да, невысок, учитывая, что ей приходится лежать под машиной, а мне становится не по себе при виде ее взмокшего личика, на котором совсем нет косметики, не говоря уж о масляных пятнах на этой желтенькой блузке, которую я купила ей всего несколько недель назад.
— Но, мама, — запротестовала Фредерика. — Я ведь могу носить спецодежду…
— Можете и будете носить, — раздался голос из-за открытого окна. — Спецодежда важная часть усадебного быта, и мы вас непременно ею обеспечим. — Лестроуд суровым взглядом окинул Электру, а та — впервые — посмотрела на него, и яркие пятна пошли по ее щекам. — Доброе утро, миссис Уэллс! Миссис Уэллс, не правда ли?
Электра протянула ему руку через окно и кокетливо подтвердила:
— Да, я Электра Уэллс!
Розалин, проверявшая кухню, состояние которой не вызвало у нее особого восторга, внезапно появилась в комнате, и Лестроуд, застывший на добрых полминуты в немом восхищении, проявил невероятное проворство, перескочив через подоконник и отвесив прямо-таки театральный поклон.
— А это, должно быть, мисс Уэллс?
— Она самая, — откликнулась Розалин, одарив его самой обворожительной улыбкой. — Я на два года старше Фредерики, но никто этого не замечает. Я, видите ли, никогда не работала, — пояснила она, — а она, если хотите знать, работает с шестнадцати лет.
Хамфри Лестроуд явно был потрясен столь откровенным признанием.
— Это многое объясняет, — произнес он. — Вашу сестру хлебом не корми, дай ей тяжелую работу; что же касается вас, моя дорогая, — и он подчеркнуто восхищенно посмотрел на Розалин, — трудно представить себе, чтобы вы за свою жизнь хоть палец о палец ударили. Вы уж простите меня, но максимум, что я могу себе вообразить, — так это сбор клубники к чаю… в эдакой соломенной шляпке в стиле ретро…
Она кокетливо засмеялась:
— Но и это довольно изнурительный труд, когда солнце стоит над головой.
— Да и опасный, — подхватил он, пристально глядя ей в лицо и как бы указывая взглядом на исключительную белизну ее кожи. — Такая цветовая гамма требует неусыпной бдительности, и я бы не удивился, если б вы ходили все время с зонтиком на случай угрозы со стороны атмосферы.
Электра, заботящаяся об обеих дочерях и привыкшая к неотразимому впечатлению, которое с первого взгляда производила Розалин на большинство представителей сильного пола, будучи, тем не менее, индивидуалисткой, решила пресечь, поток комплиментов в самом начале.
— Мистер Лестроуд, — вступила она, — вы были так добры к Фредерике — хотя сама Фредерика вовсе не намеревалась особо на этом останавливаться, — что и не знаю, как благодарить вас! Вы позволили нам приехать сюда, и, как я понимаю, коттедж входит в условия оплаты ее работы… Я очень и очень благодарна вам за это. — Ее темно-синие глаза, казалось, искрятся под его взглядом. — Но вы сами видите, в каком все здесь состоянии; если что-нибудь можно сделать, чтобы привести помещение в божеский вид, — она изящным движением ручки с наманикюренными ногтями окинула скудно обставленную комнату, — добавить что-нибудь из мебели, чтобы скрасить это убожество… Разумеется, речь не идет о каких-то излишествах, достаточно постелить новый ковер в гостиной да заменить эти ужасные кровати наверху… я не могу спать на плохом матрасе!
— Конечно, конечно. — Лестроуд сказал это таким тоном, словно Электре достаточно прочитать перечень необходимого, и он проследит, чтобы все было немедленно выполнено. — Ведь вы сами понимаете, мне не могло в голову прийти, что вы приедете вслед за своей дочерью в Фартинг-Холл, но теперь мы сделаем все, что в наших силах, чтобы вам здесь было хорошо. — Он немного нахмурился и вновь обратил восхищенный взгляд на Розалин, следя за каждым ее грациозным движением. — Но пока что вам лучше пожить в «Быке».
— Однако там цены кусаются, — откровенно заявила Электра.
— О, конечно, я не хочу, чтобы вы несли расходы.
— Ах, как мило с вашей стороны! — с благодарностью выдохнула Электра.
— И уж конечно, эта халупа и собаке конурой служить не может. — Он окинул комнату хмурым взглядом, словно испытывая личное оскорбление.
Розалин хихикнула.
— Во всяком случае, не моему милому Пуки, — сказала она и пояснила, что Пуки — это ее пудель, который в данный момент находится в собачьем питомнике в Лондоне и останется там до тех пор, пока она не убедится, что ему будет хорошо в сельской местности. — И он будет встречен здесь с радушием, — добавила она, смущенно потупив глаза.
Лестроуд без малейшего колебания заверил ее, что Пуки на все сто процентов будет принят в поместье с радушием, если только Розалин соблаговолит послать за ним, на что она с готовностью ответила, что без всяких проволочек так и сделает.
Все это время Фредерика стояла и слушала этот разговор с тайным желанием, чтобы земля разверзлась и поглотила ее или чтобы у нее были родственники, которые понимали бы, что к чему. Она не хуже матери знала способность Розалин брать людей в оборот, сбивать с толку, особенно если они к этому предрасположены. Но столь явное манипулирование человеком, которого сама Фредерика считала твердым как гранит, оказалось для нее неожиданно болезненным. Оно ударило ее в самое больное место — гордость и чрезмерно развитое чувство справедливости. Лично она предпочла бы въехать в коттедж вообще без всякой мебели, нежели просить что-либо у своего работодателя… И чем скорее ее мать и сестра поймут, что он ее нанял, тем лучше. Придется ей серьезно поговорить с ними попозже. Но в данный момент она буквально лишилась дара речи, а мать, как назло, повернулась к ней и в дополнение ко всем бедам еще и упрекнула в том, что она не следит за своей внешностью:
