— Это очень опасно — так вести себя, — выговорил ей кондуктор, когда она платила за проезд.
Услышав подобные слова, Николь засмеялась высоким, почти истерическим смехом, и кондуктор сперва нахмурился, а потом пожал плечами. Эти подростки — кто только их поймет… Глотают наркотики и занимаются, Бог знает чем… Разве можно разобраться, о чем они теперь думают?
Следующие три дня были еще ужаснее из-за колкостей и насмешек Джонатана, который приставал к ней с расспросами о том, что произошло в тот вечер, когда она исчезла вместе с «MX» — так он называл человека, который был известен ей лишь, как «Мэтт» и о котором она не хотела знать больше ничего.
Она выносила насмешки стоически, но однажды Джонатан прицепился к ней в коридоре и потребовал все рассказать, а потом пренебрежительно заявил, что ей не удастся заинтересовать такого мужчину, как «MX». И тогда, Николь, наконец, огрызнулась и дала ему резкий отпор.
Самое странное во всем этом деле было вот что: едва увидев Джонатана на следующее после банкета утро, она испытала к нему такое отвращение, что сама удивилась, как только могла считать его привлекательным, не говоря уже о том, чтобы потерять от него голову и делать всякие глупости.
Мысль о своем вызывающем и абсолютно идиотском поведении, во время банкета была ей физически невыносима. Каждый раз, когда она вспоминала, как проснулась в кровати Мэтта, как он прикасался к ней… целовал ее… как заставил ее дотронуться до него… как он говорил, что в ту ночь они занимались любовью… каждый раз на нее накатывала дурнота.
Кроме того, она нервничала еще по одной причине: физиологический ритм ее организма, всегда такой упорядоченный, очевидно, из-за пережитого ею стресса сбился, и в течение нескольких бесконечно долгих, полных мучительного ужаса дней она боялась, что забеременела.
Поняв, что в этом отношении с ней все в порядке, она поклялась себе, что уже никогда, никогда не станет вести себя столь необдуманно, ни за что на свете не будет пытаться изменить свою внешность, притворяться, что она — это не она, а кто-то еще.
Но вслед за этой мыслью пришла другая, очень горькая: именно этим ей и придется теперь заниматься всю свою жизнь, ведь теперь она уже не может снова стать той невинной девушкой, какой была. Она не может теперь по-прежнему уважать себя, по-прежнему верить в себя и доверять своим чувствам. Теперь она — падшая женщина, тоскливо размышляла Николь, и заслуживает того, чтобы каждый порядочный мужчина относился к ней с пренебрежением. После всего, что она натворила, неудивительно, если Джонатан и ему подобные будут полагать, что секс для нее — ничего не значащее, обыденное занятие.
Да, если мужчины будут относиться к ней безо всякого уважения, считая ее доступной игрушкой, винить в этом она должна только саму себя.
Теперь Николь с ужасающей ясностью поняла, до чего довело ее импульсивное поведение. Сколько же времени ей придется терпеть насмешки Джонатана? А если он услышит из уст самого Мэтта подтверждение своим предположениям?! Николь снова затрясло. Она была исполнена такой ненависти к самой себе, такого отвращения и стыда!
Совершенно ясно, что жизнь в столице — не для нее, горестно решила Николь. Все, чего ей теперь хочется, — это вернуться домой, где она будет чувствовать себя в полной безопасности. Где не будет ни Джонатана, ни Мэтта, где она попытается забыть о том, что с ней случилось, и сможет начать свою жизнь заново — так, чтобы никогда ни один мужчина на свете не мог утверждать, что она развратная, порочная, не посмел оскорбить ее подозрениями и намеками, которыми вот уже несколько дней преследует ее Джонатан.
К концу недели она подала заявление об уходе из компании и задолго до того, как Мэтт вернулся из Нью-Йорка, уехала в родной городок.
Разумеется, он пытался разыскать ее. Несмотря на сложные деловые переговоры, ради которых он летал в Нью-Йорк, у него все же хватало времени думать о ней. Мэтт жалел, что она убежала из его квартиры раньше, чем ему удалось рассказать ей правду о том, что произошло на самом деле.
Он представлял себе, как она переживает из-за случившегося, лихорадочно пытаясь припомнить, что же было с ней той ночью. Вспоминал выражение, появившееся на лице девушки, когда он положил ее руку на свое тело, и не раз ругал себя за то, что так поступил с ней.
Когда он вернулся домой, одним из первых его дел был звонок в компанию «Матьесон и Хендри».
Он узнал, что девушка по имени Николь больше не работает в компании, она уехала к своим родителям, живущим где-то за городом, и не оставила адреса.
Мэтт старался убедить себя, что незачем разыскивать ее, она, вероятно, хорошенько усвоила урок, который он ей преподал. Его не было почти месяц — достаточно долгий срок, а она наверняка поняла, что их предполагаемая «ночь вдвоем» не повлечет за собой никаких опасных последствий.
О том, что будет с ней, когда она обнаружит, что они не были любовниками, что она по-прежнему девственница, он предпочитал не задумываться. Напротив, ему казалось, что пытаться разыскать ее за городом для того только, чтобы рассказать правду, по меньшей мере, неразумно.
Он слегка поморщился, припоминая, как быстро отреагировало его тело на ее близость.
У него уже так давно нет ни с кем серьезных отношений, может быть, слишком давно. Что же касается этой девочки… Ники… ей даже повезло, она сразу же поняла всю опасность подобного поведения.
Мэтт улыбнулся мрачноватой улыбкой, раздумывая, что хотя она в это, вероятно, не поверит, но он действительно вел себя так, исключительно в ее интересах.
Он вспоминал выражение ее лица, когда поцеловал ее… вспоминал, как его руки гладили ее тело… Но тут он приказывал себе остановиться: в конце концов, в жизни есть такие тропинки, по которым разумнее вовсе не хаживать, потому, что они ведут в никуда… Или же потому, что они ведут в места, намного более опасные, чем можно себе представить?
Это был один из тех вопросов, на которые он предпочитал не отвечать.
Где-то далеко залаяла собака. Николь вздрогнула и вернулась мыслями в настоящее. Она зябко повела плечами, растирая холодные руки онемевшими пальцами.
Даже сейчас, спустя все эти годы, Николь по-прежнему не могла отделаться от ледяного ужаса, испытанного ею в тот момент, когда поняла: они с Мэтью Хантом были любовниками, но она абсолютно ничего об этом не может вспомнить.
Стыд, боль, отвращение к самой себе — вот ее удел на весь срок жизни, отпущенный ей на земле.
Никогда больше она не пользовалась макияжем, проклятое платье было выброшено, в конце концов, даже ненавистная «химия» сошла с волос; но ничто не могло избавить ее от чувства вины и гадливого отвращения к самой себе.
