Он отказывался верить, что ничего уже нельзя изменить.
Полежав примерно час в кровати наедине с невеселыми мыслями, Келлен откинул одеяло, перекатился на бок и с трудом встал. Нога, как всегда по утрам, нещадно болела и не сгибалась. Келлен проделал несколько разминочных упражнений, которые рекомендовал Джо, и надел свободные спортивные брюки и футболку.
Когда он вышел в холл, уже рассвело. Проходя мимо гостевой спальни, он заметил, что дверь приоткрыта. Келлен заглянул в нее, не сомневаясь, что Бриджит там уже нет.
В это время она обычно сидела на террасе с чашкой кофе на столике и ноутбуком на коленях. Так она начинала свой день, и заведенный порядок повторялся каждое утро, семь раз в неделю, если только позволяла погода. И всю последнюю неделю Келлен тоже начинал свое утро с чашки кофе на террасе.
Трудно было сказать наверняка, мешает ли ей его присутствие, хотя, если бы мешало, он подозревал, что Бриджит в этом случае нашла бы себе другое место. В отеле было несколько террас.
Они сидели, попивая кофе и созерцая рассвет. Бриджит оплачивала счета через Интернет или выполняла какую-то другую работу. Время от времени он задавал ей вопросы, ответы на которые вообще-то полагалось знать каждому добросовестному владельцу. Почти каждый его вопрос вызывал ее удивленный взгляд. Отвечала она с неизменным терпением, но он подозревал, что внутренне она раздражена.
Его внимание привлекло какое-то движение в глубине комнаты. Бриджит не только была у себя, она еще и… переодевалась. Ему следовало отвернуться и уйти. Но он прирос к месту, не в силах оторвать взгляд от ее гибкой фигуры. Она стояла к нему спиной, и когда она сняла блузку и взяла другую, он увидел пересекающую ее спину полоску голубых кружев. Ее движения были деловыми и аккуратными, далекими от соблазнительной томности. Но при виде гладкой кожи и стройных очертаний фигуры у него пересохло во рту и даже на какое-то мгновение перехватило дыхание.
Келлен все-таки сумел выдохнуть, и ноздри его защекотал знакомый бесподобный запах. Чистый, свежий, с легким ароматом цитрусовых. Этот же запах дразнил его ночью, когда он лежал в ее кровати. Простыни были новыми, но запах все равно витал вокруг. Он вызывал томление. И сейчас его снова бросило в жар.
Келлен торопливо попятился и громко кашлянул, чтобы предупредить о своем присутствии. Когда он снова приблизился к двери, Бриджит уже спешила распахнуть ее.
— Доброе утро, — сказала она.
— Доброе утро.
Она сменила синюю блузку, в которой до того ходила, на кофту такого же покроя, только бирюзовую. Келлен поймал себя на том, что разглядывает ее грудь. Он быстро отвел взгляд, но теперь его глаза остановились на смятых простынях, застилавших футон за ее спиной. Он нахмурился.
— Ваша постель выглядит не слишком удобной, — пробормотал он.
Бриджит оглянулась через плечо.
— Не такая удобная, как та, на которой спите вы, — согласилась она. — Но и футон не так уж плох.
— Правда? — На его взгляд, футон выглядел как средневековое орудие пыток. Он поморщился. — Я так до сих пор и не извинился за те неудобства, которые вам доставил мой приезд.
Бриджит чуть шире раскрыла глаза, ничем больше не выдав своего удивления.
— Да, это правда.
— Мне жаль, Бриджит.
Она кивнула:
— Все в порядке.
— Это я должен был занять гостевую комнату. Я скажу, чтобы Джо сегодня же перенес сюда мои вещи. А вы сможете вернуться в вашу спальню.
— Я ценю ваше предложение, но ведь спальня и правда ваша. А на футоне вам будет совсем неудобно. Он раскладывается слишком низко от пола.
Как и шезлонг на террасе. Они оба знали, сколько усилий требовалось Келлену, чтобы подняться. Бриджит сказала:
— Моя спина вполне может потерпеть. Ведь это не навсегда.
Действительно, не навсегда. Уже скоро места их проживания окончательно определятся. Но Келлен сменил тему:
— Я думал, вы давно сидите на террасе. Уже седьмой час.
— Я и сидела, но пролила кофе на блузку.
— Поэтому вы переодевались? — Он тут же осознал свою оплошность. Глаза Бриджит сощурились. — Я хотел сказать, вы вернулись, чтобы переодеться.
— А вы уже давно встали? — спросила она.
— Встал или проснулся? — Он пожал плечами и неожиданно для себя признался: — Я этой ночью почти не спал.
— Вы сегодня должны показаться доктору, да? Джо говорил мне. — Ее взгляд скользнул по палке, на которую он опирался. На нее все всегда обращали внимание.
— Да.
Как ни хотел бы Келлен, чтобы Бриджит осталась здесь в прежнем качестве, он сомневался, чтобы такой предприимчивый и искусный в управлении отелем администратор захочет послушно следовать его распоряжениям и решениям. Он предложит ей остаться, но заодно и выделит ей щедрое выходное пособие, и восторженное рекомендательное письмо на тот более вероятный случай, если она захочет уйти.
— Желаю вам удачи.
— Спасибо. — Он мрачно взглянул на палку. — Я надеюсь на положительный прогноз. — И снова удивился своему признанию. Почему у него так легко получалось откровенничать с Бриджит?
— Но если вы его не услышите? Что тогда?
Он покосился на нее.
— Знаете, вы первая, кто спрашивает меня об этом.
Мать он не брал в расчет. Она, в конце концов, его не спрашивала. Она просто сказала то, что он должен сделать: повзрослеть.
Бриджит отвела взгляд.
— Извините. Мне не надо было…
— Наоборот, я ценю вашу прямоту. — Келлен глубоко вдохнул и медленно выдохнул. — Честно говоря, я сам не знаю, что тогда. Это уже шестой специалист. Может быть, мне пора уже…
Сдаться. Он с такой силой сжал рукоять палки, что побелели пальцы. Закончить фразу не хватило сил.
— Джо говорит, что вы пропускаете упражнения. Нельзя ждать, что поправишься полностью, если не прилагаешь усилий.
— Полностью поправлюсь? — Келлен саркастически усмехнулся.
— Ну хорошо, восстановите утраченную подвижность частично. Ведь в этом и есть цель реабилитации?
Никто не разговаривал с ним с такой прямотой. Даже Джо обычно выражался уклончиво, хотя и укорял Келлена в недостатке рвения. Но вместо того, чтобы послать ее к черту в ответ на ее прямолинейность, он ответил с такой же откровенностью:
— Да, цель реабилитации в этом, но… иногда все кажется таким… бессмысленным.
Его признание повисло в последовавшем молчании.
— Это просто приступ отчаяния. Если унывать, то каждое препятствие кажется непреодолимым, — проговорила Бриджит, чуть помедлив. Тон ее был полон сочувствия.
Депрессия? Будто он и без того не чувствует себя беспомощным и обделенным.
