— Извини, моя дорогая, но я должен уйти.
— Уйти? — повторила она невероятно повысившимся голосом, — уйти куда? — Ее руки безвольно повисли по бокам.
— У меня назначена встреча, сказал он таинственно.
Она отпрянула от него.
— В такое время? — спросила она саркастически.
— Джессика, — сказал он предупреждающим тоном. — Не надо.
— Не надо что? Не надо подозревать? Не надо сердиться? Ты чего ждал? Думаешь, я могу отключить свои эмоции так же легко, как ты?
— Это не имеет ничего общего с отключением моих эмоций, — сказал он терпеливо. — У меня эта встреча была назначена несколько дней назад. Ее нельзя отменить. Мне надо было сказать тебе об этом раньше.
— Конечно, надо было! — набросилась она злобно.
— Джессика, не пытайся сделать из меня свою собственность, — предупредил он снова твердым голосом, возмущенный ее ревностью. Это облегчало его уход. — Я не позволю. Прости за сегодняшний вечер, я должен был предупредить тебя.
— Не беспокойся, — сказала она холодно, ее оскорбленная гордость придала ей силы оставить его одного на балконе и уйти от него в квартиру. Она решительно выключила стерео, не заботясь, поцарапает ли иголка пластинку. Кевин подошел к ней, хотел что-то сказать, но передумал, только тряхнул головой и пошел к двери.
— Я тебе позвоню, — сказал он, возмущая ее своим спокойствием даже больше, чем с силой захлопнувшейся дверью.
Джессика схватила подушку и швырнула ему вслед.
Как он посмел ворваться в ее жизнь, перевернуть ее, заставив испытать такие чувства, которые, как она долго уверяла себя, умерли навсегда, а потом просто уйти, как будто он зашел только для того, чтобы сказать ей «привет»? Стараясь побороть разочарование и найти ответ на тот вопрос, она занялась мытьем посуды руками вместо того, чтобы воспользоваться моечной машиной. Обычно ей нравилось ощущение от мыльной воды, но сегодня она только напоминала о времени, когда они с Кевином оказались в объятиях друг друга в океане и их скользкие тела горели чувственным огнем от каждого прикосновения их плоти.
Растревоженная этими воспоминаниями, она бросила посуду и отправилась со стаканом вина в гостиную. Глотнув холодного шабли, она постаралась убедить себя, что сегодняшний внезапный конец к лучшему. Возможно, теперь она выкинет Кевина из головы и вернется к тем спокойным дням, когда главной ее заботой была работа и где у нее не было сложностей во взаимоотношениях с людьми.
Конечно, нельзя сказать, что с Кевином не было сложно. Это было слишком ясно. Она уже знала, что он был смешной и непредсказуемый, мужчина, который ловил миг удачи и жил на всю катушку. Короче, он был совсем не таким, как она, полной противоположностью ее склонности к безопасности, во всяком случае, в личной жизни.
А разве не та самая непредсказуемость, которая ей так нравилась в нем, стала причиной неверия в прочность их отношений? Не прошло и нескольких дней, а она уже позволила себе приступ необоснованной ревности. Он достаточно ясно дал. Понять, что не будет терпеть подобных приступов, и был прав. Они взрослые люди и ничем не связаны.
Однако она оказалась неспособной контролировать свои чувства, и это было первым признаком того, что роман между двумя противоположными личностями вряд ли может быть полезным для здоровья.
И, сказала она себе безжалостно, был еще один неоспоримый факт. Кевин на десять лет моложе нее. Что могло выйти из такой связи? Боже мой, мужчины ее лет хотят женщин не старше двадцати. Может быть, Кевин и хочет ее сейчас, но сколько может продлиться это его обожание женщины старше него и когда он захочет кого-то более подходящего, кого-то более готового к простой интрижке, кого-то без нереальных требований?
А что касается ее? Разве она не была просто польщена вниманием такого молодого человека, как Кевин, особенно теперь, когда она так много думает о своем возрасте? На самом деле между ними практически целая пропасть поколений. Что у них может быть общего? Как она может подойти его друзьям, а он ее? Итак, думала она печально, будет более мудрым сократить список ее потерь и покончить со всем теперь, пока они оба не вложили слишком много в безнадежное предприятие, пока сексуальные отношения не превратили дружеский интерес во что-то более сложное и эмоционально запутанное.
Эмоционально запутанное. Эти слова вызвали горькую усмешку на ее губах. Все это так и было. Она не была готова повторить ее опыт с Тоддом. Однажды он околдовал ее так же, как сейчас Кевин. Он был внимательным, экспансивным и заботливым. Или казался таким до того ужасного дня, когда она обнаружила во всей красе его предательство. Найти его в постели — их постели — с другой женщиной, подействовало на нее ужасающе, но это было только начало. Ее друзья, освобожденные наконец от обета молчания, были рады сказать ей, что эта женщина не была единственной, а одной из многих.
Даже тогда, любя его, она могла бы простить, если бы он попытался убедить ее, что это больше не повторится. Она стала умолять его тогда уйти с ней, начать жизнь сначала без фальши и нескончаемых соблазнов. Он разве что не рассмеялся ей в лицо. Тодд хотел такого образа жизни больше, чем когда-то хотел ее. Так она ушла и от Тодда, и от своей карьеры модели, дав себе слово никогда больше не быть такой доверчивой, не дать так легко себя использовать.
Конечно, нельзя было перекладывать на Кевина обвинения в дурных поступках Тодда, но реальность была такова, что она никогда не забудет прошлого. Оно всегда с ней, как постоянное предупреждение о легких обещаниях и точно таких же легких разрывах. Она никогда не ревновала Тодда, никогда не подозревала, что он может предать ее, и она заплатила за это невероятными страданиями. Неудивительно, что ее опыт привел ее к вспышке ревности из-за маленького инцидента с Кевином. Но она никогда не сможет заставить его понять это и даже не будет пытаться. Лучше жить без риска получить новую рану.
Сделав последний глоток вина, она вздохнула при мысли, что могло бы быть, и пошла в постель, надеясь крепко уснуть после морально и физически напряженного дня. Вместо этого она беспокойно ворочалась, не в силах избавиться от мучительной воображаемой картины совершенно другого продолжения вечера, если бы Кевин не должен был уйти. Рассудком она способна была понять, что все вышло к лучшему, но ее гормоны посылали ей совсем другие импульсы. Ладно, ее гормоны могут идти ко всем чертям, думала она с яростью, нанося сокрушительные удары по подушке.
Следующие две недели Джессику неотступно преследовал образ Кевина, неизгладимо засевший в ее памяти. Он заставлял ее спорить, думать и смеяться. А что более важно — чувствовать. И хотя некоторые из этих чувств пугали ее, они напомнили ей, что значит жить в постоянном возбуждении и ожидании. Не удивительно, что, как бы часто она ни напоминала себе, что они не подходят друг другу, она была не в состоянии изжить память об их короткой встрече. На каждый аргумент логики ее сердце отвечало контраргументом до тех пор, пока голова совсем не шла кругом.
