Поэтому теперь он предпочитает любовную интрижку серьезным отношениям. Он любил жену и не хочет, чтобы кто-либо оказался на ее месте. Такое открытие задело ее куда сильнее, чем она могла ожидать.
— Когда ты целовал меня, я не притворялась, — негромко ответила Марни.
Дыхание у него участилось, словно у дикого зверя.
— Иди сюда, — проговорил он.
— Кэл, мы не должны...
Он коснулся пальцем ее рта, затем наклонился и обхватил за плечи. Поцелуй был долгим и изучающим.
— Ты вся дрожишь, — пробормотал он и снова начал целовать, горячо, страстно, увлекая в мир доселе запретный и далекий. Я тону, подумала она, тону в реке блаженства, надеясь поскорее узнать, что на самом дне. Наивные ласки Тэрри не шли ни в какое сравнение... Но именно благодаря Тэрри появилась на свет Кит...
Марни подняла голову и усилием воли высвободилась из его объятий:
— Перестань! Прекрати! Господи, что я делаю?! Я, наверное, лишилась рассудка. Проклятье, — пробормотала она, — я получу звание шлюхи года, если немедленно не переоденусь.
Марни быстро закрылась в спальне и невидящим взглядом уставилась на платья в шкафу.
Она рассеянно провела рукой по ряду вешалок. Банальность истины ужасала — Кэл всерьез увлекся ею. Но все еще любит Дженнифер, которая, несмотря ни на что, остается матерью Кит.
Тяжело вздохнув, Марни надела хлопчатобумажные брюки, свободную зеленую футболку и шерстяные носки. Затем собрала волосы в хвост, а украшениями и косметикой вовсе пренебрегла — пусть увидит ее такой, какая она есть.
Еще раз, глубоко вздохнув, она открыла дверь и вернулась в гостиную.
Кэл стоял у книжных полок и держал в руке рамку с фотографией.
— Это отец Кит? — В голосе улавливалась некая надменность.
Если б она знала, что Кэл появится, непременно убрала бы фото. Она подошла ближе и взглянула на изображение.
— Да, он. Вместе со своими родителями.
Фотография была сделана незадолго до злополучного школьного бала. Марни тогда было шестнадцать. Она стояла и улыбалась в объектив фотокамеры, под руку с Тэрри с одной стороны, и его матерью, Мэри Лу, — с другой. Отец Тэрри стоял рядом с Мэри Лу. Все улыбались и, кажется, были счастливы.
— Где они теперь? — спросил Кэл.
— Мэри Лу и Дэйв так и живут в Конуэй-Миллз. Дэйв отошел от дел, раньше он работал на мельнице. Тэрри уехал сразу после школы. Он поступил на экономический факультет и неплохо преуспел в банковском деле. Живет теперь в Австралии. Лет пять назад он приезжал в Канаду на конференцию, тогда я и сказала ему о ребенке. Я чувствовала, что он должен знать. Мне кажется, это следовало сделать раньше.
— Вроде симпатичный парень. Так значит, вы с ним общаетесь?
— Время от времени он звонит мне из разных точек земного шара — писать письма он никогда не любил. Его родители о ребенке не знают — он не говорил им, и я тоже решила, что не стоит. Зачем?
Кэл вернул фотографию на место и огляделся с нескрываемым интересом. Маленькая, скромная, но со вкусом обставленная комната выглядела весьма уютно. Светлые стены, синий деревянный пол, гроздья алых гераней на большом окне, за которым шумел океан
— А развалюха снаружи — что, ваш автомобиль? Вы не боитесь садиться в него?
— Он всегда доставляет меня, куда нужно.
— Дом принадлежит вам?
— Я его арендую.
Он вновь огляделся. Мебель была подержанной, купленной на распродажах.
— Картины. Кто их рисовал? — поинтересовался Кэл безразличным тоном.
— Я.
Он подошел к полотну. Абстрактная живопись, смесь ярких красок — неимоверная энергия и абсолютная непринужденность.
Кэл улыбнулся, и улыбка его была неподдельной.
— Мне нравится: знаете, напоминает вас. Нерепрезентабельный постмодернизм, — торжественно заключил он.
— Однажды я прочитала статью в журнале о картине, состоящей лишь из ряда прямых вертикальных полосок. Национальная художественная галерея предлагала за нее миллион долларов. — Марни смущенно улыбнулась. — Почему мне никто не предложит миллион долларов?
— Не вешать нос, — усмехнулся Кэл. — Мне нравится ваша самоирония. Марни, поверьте, она свойственна немногим.
— Полагаю, вам она не свойственна вообще.
— Вы плохо меня знаете, — сухо ответил он. — И думаю, что в ближайшее время нам следует восполнить ваш пробел. Имею в виду нормальное свидание, с пиццей и походом в кино. Что скажете?
— Как я понимаю, вы пришли сюда, чтобы съесть собственную шляпу, — ответила она небрежно. — Так вы, кажется, изволили выразиться. Не желаете кофе или пива? Проще будет глотать.
Он сорвал с себя галстук и отшвырнул его на деревянное кресло-качалку.
— Пиво звучит неплохо, — выпалил он и проследовал за ней в крохотную кухню, не переставая, как подметила про себя Марни, оглядывать ее скромное жилище. К сожалению, он прямиком направился к фотографиям над раковиной. На одной из них женщина с темно-рыжими волосами управляла байдаркой, стремясь вниз по скату бурной горной речки. На второй она же карабкалась вверх по отвесной скале. Полоса между небом и каменной твердыней была прямой и ровной, словно надрез врачебного скальпеля.
Кэл склонил голову, чтобы получше рассмотреть их.
— Это вы?
— Хмм. Люблю иногда пощекотать нервы.
— Скажу больше: вы любите опасность.
В его голосе прозвучали непонятные нотки.
— Вас что-нибудь не устраивает?
— Одно время я увлекался лодочным спортом и нырянием, но никогда не был скалолазом. Я боюсь высоты. Почему вы играете в опасные игры?
— Просто не хочу кончить так же, как моя мать, — ответила, Марни не раздумывая. — Предпочитаю любить опасность, а не власть.
— И поэтому тринадцать лет держались в стороне от мужчин.
Он затронул больную тему.
— Верно... Какой же вы умный. — Она открыла холодильник, чтобы достать пиво.
— А почему вы, например, не путешествуете, к тому же водите доисторический автомобиль и арендуете домик размером с горошину?
Марни открыла пиво, достала стакан и с грохотом поставила все на кухонную стойку. Лицо у нее залилось краской.
— Вы ведете себя как полицейский на допросе! Знаете что, давайте сменим пластинку и поговорим о вас. Вы не бедны.
— Деньги достались мне от моих родителей и от родителей Дженнифер, — просто ответил он. В его голосе ничего не изменилось, но Марни никогда не претендовала на роль тонкого психолога.
— Полагаю, вы унаследовали долю Дженнифер. Простите, я не хотела вас обидеть, но поймите, Кэл, я сбежала из дому в семнадцать лет. Деньги на автобус я украла у матери вскоре после родов, а свое первое жилье оплатила, продав бабушкин перстень с бриллиантом. Я хотела лишь одного: быть подальше от матери и ее власти. Я работала в дешевых забегаловках, чтобы оплатить университет и решить небольшую, но весомую проблему: мне хотелось есть. Я все еще выплачиваю университетские взносы, поэтому многие вещи — вроде новой машины, или собственного дома, или кругосветного путешествия — пока остаются для меня вне пределов досягаемости. — На ее лице мелькнула горькая улыбка. — Тем не менее, у меня есть собственная байдарка и альпинистское снаряжение — лучше, чем ничего.
