— Убийца! — прошипел вслед ему Хантер и, повернувшись к хозяйке дома, спросил: — У вас найдется зеленка? Этот гад прокусил мне руку.
— Найдется. В ванной.
— Проводите меня туда. Я не привык рыскать по чужому дому.
Энн, повернувшись, открыла дверь в ванную и пригласила Хантера театральным жестом.
— Прошу вас, сэр!
Гейбриел столь же картинно поклонился и вошел.
— Садитесь, мистер Хантер, — все в той же манере сказала Энн и придвинула ему табуретку.
— Боже мой, ну и ванна! Старинная! И, кажется, даже двухместная. Все-таки большими оригиналами были наши предки: спали в разных постелях, а ванну принимали вдвоем. А?
— Сидите спокойно. Дайте вашу руку.
Энн взяла ладонь Гейбриела, внимательно осмотрела с обеих сторон и скорчила недоуменную гримасу.
— Я ничего не вижу.
— Как ничего не видите? — подпрыгнул на табуретке Хантер. — Вы, часом, не ослепли?
— Нет.
— Нет? Тогда посмотрите вот сюда!
Он поднес к самому ее носу указательный палец с глубокой кровоточащей царапиной и сердито спросил:
— Ну что, увидели?
— О Господи! Уберите! Не выношу вида и запаха крови.
— Скажите, какие нежности! — буркнул Гейбриел. — Но прежде чем упасть в обморок, все же смажьте мне рану.
Энн открыла шкафчик, вынула оттуда пузырек с зеленкой, вату и приступила к лечению.
— Ой-ой! — заверещал Хантер. — Жжет! Подуйте! Подуйте на палец! Вот так!
— Вот и все, дитя мое, — насмешливо фыркнула Энн. — Мамочка вылечила мальчику ручку, и ему больше не будет бо-бо.
Поднеся намазанный зеленкой палец к губам, Гейбриел принялся что было силы дуть на него. Энн некоторое время молча наблюдала за ним, затем, не выдержав, громко рассмеялась:
— Ну, хватит дурачиться!
— Вы так считаете? Ладно! Но все же угостите меня чашечкой кофе!
— Угощу, но при одном условии: вы честно объясните причину своего появления в моем Доме. Идет?
— Идет…
Они перешли в кухню. Энн вынула из холодильника молочник со сливками, приготовила кофе и, разлив его по чашечкам, села за стол напротив Хантера.
— Итак, чему же я обязана счастьем видеть вас в моем доме глубокой ночью?
— Видите ли, все очень просто и даже прозаично. Ассоциация владельцев недвижимости, членом которой я имею честь состоять, не разрешает держать в подведомственных ей домах кошек. Я забыл об этом, но сегодня мне вполне официально напомнили. И тогда…
— И тогда вы решили сбагрить этого кота мне. Так? Очень мило!
— Вовсе нет. Я намерен нести свою долю ответственности за Маклейша. Но…
— Интересно, что вы подразумеваете под «своей долей ответственности»? Платить за его кормежку? Всю же остальную заботу о коте вы милостиво оставляете мне? Нет, дорогой мой, этот номер не пройдет! — Энн аккуратно поставила свою чашку на стол и погрозила Гейбриелу пальцем. — Мы на равных отвечаем за этого кота. Понимаете, совершенно поровну. Значит, ваша доля, дорогой Гейбриел, ни на йоту не должна быть меньше моей. Надеюсь, это вам понятно? А потому до ваших проблем мне нет никакого дела.
Гейбриел успокаивающе поднял руку.
— Что за жестокие слова, Энн! Я вовсе не собираюсь свалить на вас весь груз забот об этом бандите. Мне просто нужно некоторое время, чтобы перебраться на другую квартиру. После этого я готов забрать его назад.
Маклейш, словно почувствовав, что говорят о нем, появился на кухне и принялся обнюхивать каждый угол. Энн некоторое время следила за ним, потом подняла глаза на Гейбриела.
— Вы хотите сказать, что после переезда будете за ним ухаживать?
— Да, черт побери! Хотя эта неблагодарная тварь того и не заслуживает.
— М-рр-мя-у-у! — вдруг истошно завопил Маклейш, очевидно, решив выразить протест против подобного эпитета. Подняв хвост трубой, он величественно удалился.
За окном снова ослепительно блеснула молния, и сразу же последовал оглушительный удар грома. Энн в страхе вскочила со стула. Молния сверкнула вновь. От ужасающего грохота, казалось, вот-вот обрушится крыша.
— Не бойтесь, Энн, — совершенно спокойно проговорил Хантер, дотронувшись до руки девушки. — Моя вторая тетка, Ибби, в таких случаях говаривала, что это Господь всего-навсего играет на небе в бильярд.
Энн в глубине души невольно поблагодарила судьбу за то, что в такой страшный вечер оказалась дома не одна. Но вслух она коротко произнесла:
— Да нет! Я просто так. От неожиданности. Повернувшись к плите, она взяла остывший кофейник и поставила его на включенную конфорку. Не поворачивая головы, она спросила:
— Сколько времени займет у вас переезд?
— Я обещал освободить эту квартиру в течение тридцати дней. Поэтому есть предложение: каждый из нас будет содержать этого мерзавца по месяцу. Начиная с сегодняшнего вечера кот будет жить у вас. А через четыре недели настанет моя очередь, и я его заберу.
По существу, Энн нечего было возразить против этого плана. Но, с другой стороны, такое решение практически лишало ее возможности наблюдать за Хантером. А ведь в этом и состояло основное условие завещания миссис Фидерстоун. Предложение Гейбриела означало, что они будут встречаться раз в месяц. И это все! Он живет в городе, она — в горах, и чаще видеться им не удастся.
Энн задумалась. Согласиться с Хантером она не могла. Но как это объяснить ему, чтобы он, упаси Боже, не заподозрил, что она приставлена следить за ним?
Гейбриел пытливо смотрел на девушку, ожидая ответа. Она же не знала, что делать. Внезапно из спальни послышалось отчаянное мяуканье, перешедшее в грозное шипение.
— О Господи! — воскликнула Энн, всплеснув руками. — Бедный котенок! Он боится грозы!
— Вы имеете в виду нашего подопечного? — ехидным голосом переспросил Хантер. — Успокойтесь, Энн. Скорее сама Природа испугается этого бандита, чем он ее.
Тем не менее, они бросились в комнату и… замерли на пороге. Доблестный Маклейш победоносно завершал смертельный поединок с Оскаром. Оскар — симпатичная мартышка — был первой и потому самой любимой фигуркой, которую Энн когда-то изготовила.
— Боже, бедный Оскар! — воскликнула Энн, инстинктивно схватив Гейбриела за руку. От Оскара остались одни лоскутки и обрывки меха.
— Ох, Маклейш! Что ты наделал! — принялся укорять кота Хантер. — Какой же ты невоспитанный, нахальный кот! Простите, Энн, я должен был вас предупредить: его ни на минуту нельзя оставлять без присмотра.
— Он просто очень одинок, — прошептала Энн, смахнув со щеки слезу. — Вот и старается хоть как-нибудь привлечь к себе внимание. Миссис Фидерстоун все отдавала ему — и любовь, и все свое время. А сейчас он столько дней был заперт в четырех стенах ее кухни один и совсем одичал.
