— Следовательно, у тебя еще не прояснилась память, и ты не можешь сказать о себе ничего определенного? Ничего такого, что помогло бы вернуть тебя тем, кому ты нужна?
— Я никому не нужна! — Она твердо произнесла фразу, потому что это было правдой. — Во всяком случае в данный момент.
Боб и Кора Осборны удочерили ее, надеясь, что это спасет их разрушающийся брак. Но этого не случилось. Еще несколько лет они продолжали тянуть супружескую лямку. Участок земли был последним шансом, чтобы ликвидировать разногласия и сблизить интересы. Ежегодно они получали кое-какой урожай, а в одну из необыкновенных весен решили посадить больше, чем необходимо. Урожай овощей оказался гигантским. Но Лилит, в то время семилетняя девчонка, не пожелала к ним притрагиваться. На следующий год никто и не подумал вновь заняться посадками. Заброшенный участок быстро зарос крапивой и сорняками. А еще через год Кора перебралась в Брайтон, захватив с собой приемную дочь.
— Я знаю, что упомянула о своих родителях, но не думаю, что они смогут здесь объявиться, — продолжила девушка, внутренне опасаясь, что он не сможет ее правильно понять. — Поэтому и чувствую себя здесь одинокой.
Собеседник недоверчиво покачал головой.
— Ты уже говорила о своем одиночестве. — Он наклонился вперед, положив руки на бедра. — Но у тебя же есть причины, чтобы объявиться на берегу? — Мужчина смотрел на нее, продолжая хмурить брови, словно понуждая к признанию. — Ты же приехала сюда на отдых, так? Ведь это курортное место…
— Я была одна, — твердо ответила Лилит, не задумываясь над тем, как он воспримет ее слова. Во всяком случае, своим тоном она старалась подчеркнуть, что говорит правду. — Одна, — повторила девушка чуть дрожащим голосом. — Как и всегда.
Одиночество и пустота, которые она ощущала внутри и вокруг себя, преследовали ее с первых дней появления на свет. Они составляли часть ее жизни до тех пор, пока она не встретила Берта. Тогда возникла надежда, что с одиночеством и пустотой будет покончено навсегда. Минувшим вечером, когда она обнаружила, что мечты гнусно растоптаны, а надежда растворилась как дым, мысль о том, что все возвращается на круги своя, привела ее в ужас.
— Теперь я понимаю, насколько была глупа, но совсем не предполагала, что не смогу выбраться из этой трясины, — сказала она, теребя пальцами шелковую ткань, прикрывавшую колени. — И я… я теперь понимаю, — добавила Лилит, — что была… черствой и не поблагодарила тебя, когда ты помог мне выбраться из воды.
Он посмотрел на нее с изумлением, будто бы увидел только что. Потом присел рядом и взял в свои сильные руки ее вялые ладони. Она почувствовала, как их крепко сжимают длинные пальцы.
— Теперь ты рада, что я вернул тебя к жизни?
Лилит кивнула, не отнимая ладоней и чувствуя, как тепло разливается по всему телу. Его руки действительно излучали необыкновенное тепло и силу, да и не только руки. Он весь был сама мощь. Пальцы нежно поглаживали ее узкие ладошки, словно совершали какое-то колдовство.
— Теперь ты согласна, что я был прав, когда сказал, что жизнь в Испании прекрасна?
Она снова согласно кивнула. Но затем, вспомнив его привычку, решила воспользоваться ею. Сначала робко, потом осмелев, она подняла голову и посмотрела в глаза мужчины.
— Мне бы следовало, соглашаясь с твоими словами, сопроводить их таким же движением, как это делаешь ты, да? — Не освобождая своих рук, она помотала головой вправо-влево, стараясь как можно точнее скопировать собеседника.
Теперь, находясь совсем рядом с ним, ей захотелось как следует разглядеть его глаза, которые словно горели изнутри. Она уставилась в его угольно-черные зрачки, которые оттенялись пепельно-серой радужной оболочкой. С ними резко контрастировала белизна глазного яблока.
Соблазнительный взгляд ее собственных глаз, которые, не отрываясь смотрели на мужчину, заставил его вновь тяжело вздохнуть. Губы его раскрылись, отчего она на миг испытала невольный страх. Однако все ее тело, не подчиняясь сигналам разума, потянулось к нему навстречу.
Медленно, с явной неохотой испанец отвернулся.
— Ты снова искушаешь меня, — сказал он, отпустил ее ладони и положил руки на колени, обтянутые голубой джинсовой тканью.
— Я… я понимаю. — Разумеется, она не могла не понять его. — Думаю, что это возникает оттого, что я говорю «да» таким же образом, как и ты. А это вынуждает меня смотреть как-то иначе.
Лилит попыталась повторить его жест, и волосы рассыпались по плечам и по спине. Она почувствовала, что ее глаза невольно затеяли игру, посылая ему соблазняющий вызов, хотя они просто выражали восхищение его необыкновенно красивым профилем.
Внезапно, как-то неестественно согнувшись, он встал и пересел подальше от нее.
— Тебе следует вести себя поскромнее. — Мужчина отвернулся, замерев в холодной неподвижности. — Каждый раз, когда ты говоришь «да», ты вынуждаешь меня… — Он замолчал и отодвинулся еще дальше. — Если ты будешь продолжать вести себя таким образом, то между нами может кое-что произойти.
— Между нами? — Лилит заморгала, полагая, что недопоняла. — Что может случиться между нами? Только то, что ты отправишь меня на берег, и я… — Она сделала паузу, задумавшись, и чуть не сказала «и я вернусь домой».
Знать бы точно, где находится этот дом и как до него добраться. Мне совсем не хочется кокетничать, подумала девушка, засмущавшись. Сейчас положу этому конец.
Но когда она собралась открыть рот, то почувствовала, что язык отказывается повиноваться. Так где же мой дом? В Брайтоне, где живет мать, где весь первый этаж занят помещениями для пациентов? Или захламленная квартира отца в Бейсуотере, где все пропитано пылью? А может, та гостиница, куда она должна вернуться, чтобы увидеть Берта и объяснить, почему она сбежала?
— Что может произойти между нами? — повторила девушка совсем тихо. — Только то, что ты отвезешь меня на берег, а там выяснишь, кто я такая?
— Так кто же ты такая? Возможно, тебе надо как следует напрячь память еще раз. — Он продолжал смотреть на залитый солнцем берег. — Итак, ты говоришь, что отправилась в море…
— Да, — согласилась она, ненавидя себя за то, что заставила его тратить силы на решение проблемы, которой, в сущности, не существует. — Отправилась в… темноте.
— Это уж точно, в темноте. — Он посмотрел на нее. — Однако была ли ты одета?
— Я… я не знаю.
Лилит опять солгала, и от этой лжи неприятно забилось сердце. Кто может обвинить его в том, что он старается держаться от нее подальше, после того как она вела себя столь вызывающе? Да и сейчас не лучше, поскольку одна ее ложь громоздится на другую.
