— Не надо обманывать себя, Тина, — укоризненно сказала Дженни. — Это неправда. Ты все эти годы жила любовью к Дьюку Торпу. Он — единственная любовь в твоей жизни. Поэтому-то ты и замуж не вышла. Все восемь лет ты терзалась от этого неразделенного чувства, но никому и никогда так и не рассказала о нем. Ты воздвигла между нами и собой стену. Я чувствую, что совсем не знаю тебя.
— Нет, Дженни, ты ошибаешься. — Тина вытерла слезы и тяжело вздохнула. — Я привыкла жить только интересами своей работы, делать карьеру. Так было и так будет.
Дженни поглядела на сестру с тревогой и жалостью.
— Нет, ты все это говоришь, потому что любишь Дьюка.
Тина невесело рассмеялась.
— Без Дьюка я осталась бы нулем, пустым местом. Он и только он — причина моего успеха. — Она потянулась к конверту на столе. — А вот здесь — трамплин для нового прыжка в высоту. Дело за малым: поставить подпись на контракте.
— По-моему, Дьюк Торп очень любит тебя, Тина.
От этих слов сердце Тины снова болезненно сжалось.
— Не знаю, Дженни, не знаю. Я знаю только одно — Дьюк относится ко мне совсем не так, как твой Брайан — к тебе.
— Каждый человек любит так, как он может, Тина. Дьюк любит по-своему, но он любит тебя сильно и страстно, ничуть не меньше, чем Брайан — меня.
— Дьюк вообще неспособен на подобные чувства. Его волнует только собственная писанина и больше ничего.
Дженни нахмурилась и осуждающе поглядела на старшую сестру.
— Нет, Тина, ты не права. Я видела его лицо в тот миг, когда ты спросила его, что для него самое важное в жизни. Ему было так тяжело, так больно! Он сказал тебе неправду. Он…
— Почему ты считаешь, что это была неправда? — Тина усмехнулась и недоверчиво покачала головой. — Он, как и восемь лет назад, предпочел сбежать от меня. Правда, на сей раз соизволил попрощаться. И ты же сама слышала: он сказал, что мы больше никогда не увидимся.
— Он не хотел уходить! — возмутилась Дженни. — Ему пришлось солгать тебе. Я видела его лицо, Тина, когда он говорил все это. И могу поклясться, что он мучился в тот миг еще больше тебя. Если бы ты сама видела его, как видела я, ты бы так не говорила!
— Зачем? Чего ради ему было лгать мне?
— Не знаю, может быть… — Дженни с сомнением поглядела на нее. — Может быть, я говорю глупости, но…
— Говори скорей, бога ради!
— Тебе никогда не приходило в голову, что он хотел… хотел защитить тебя?
— От кого защитить? Меня вовсе не нужно защищать!
— Не уверена, — протянула Дженни. — Но, может… — Дженни с тревогой заглянула в глаза сестры. — А ты не думаешь, что он хочет защитить тебя от самого себя? От чего-то, скрытого в нем, того, чего сам он опасается?
Не пара… Есть многое на свете, друг Горацио, что и не снилось нашим мудрецам…
— Все это чепуха, Дженни! Не пытайся мудрствовать. Все гораздо проще: Дьюк Торп — черствый, самовлюбленный эгоист.
Говоря эти слова, Тина стремилась убедить скорее себя, чем сестру. Так просто было счесть Дьюка обычным эгоистом, искателем легких приключений! А признать, что он заботился о ней, — значит признать свою вину, свою черствость…
— Он не эгоист, Тина. — Дженни словно читала мысли старшей сестры. — Разве стал бы эгоист помогать тебе так, как помог он? Подумай, ведь он и сейчас мог бы найти какого угодно театрального художника и спокойно работать с ним, но он хочет подписать контракт именно с тобой.
— Ну, ладно, Дженни. Хорошо. Но даже если он меня и любит, как ты утверждаешь, жениться-то он на мне не хочет!
— Тут я ничем не могу помочь тебе… — Дженни сокрушенно вздохнула: правда есть правда, и она неутешительна.
— Он просто хотел разок переспать со мной — вот и все!
— Бога ради, Тина! Ну и что из этого? Не рассуждай, как старая дева времен королевы Виктории! Его влечет к тебе, и это естественно. И тебя тоже влечет к нему.
Я хотел быть с тобой. Я хотел, чтобы ты была со мной…
— Прости меня, Тина, но скажи, что произошло вчера? — тихо спросила Дженни. — Ответь мне, это очень важно.
Губы Тины болезненно скривились.
— Он сделал мне предложение, Дженни, а я ему отказала. Это было предложение быть с ним, просто быть, а не выйти за него замуж. Он ясно дал понять, что на большее мне нечего рассчитывать.
Дженни ласково провела по волосам Тины, потрепала ее по щеке.
— Ты ошибаешься, Тина. Если бы ты не оттолкнула его, со временем все обязательно переменилось бы.
Тина покачала головой.
— Не так-то все просто, Дженни. Ты даже представить себе не можешь, как все это происходило.
— Не знаю и знать не хочу, что было между вами вчера, но я видела, что произошло сегодня. И я твердо знаю, Тина: Дьюк любит тебя.
Дженни отошла и, присев на корточки, начала собирать разбросанные по полу цветы.
— Ты можешь сказать, что это не моего ума дело, — тихо продолжала она. — Но я желаю тебе счастья, Тина. Мы все желаем тебе счастья. И я не хочу, чтобы ты снова терзалась и мучилась, как все эти годы, хоть и не подавала виду.
— Дженни, ты же видела, я пыталась не дать ему уйти, — жалобно взмолилась Тина. — Но он ушел, и никакая сила теперь его не вернет.
— Дело еще можно исправить.
— Ты не знаешь Дьюка. Он трудный, изломанный человек. Сейчас он заползет в свою скорлупу, и до него уже не достучишься.
— Пусть даже он и заползет в скорлупу — ты в силах проникнуть сквозь нее. Ты, и только ты, Тина. Он не сможет навеки закрыться от тебя в собственном мирке.
Дженни положила цветы на стол. Она испытующе смотрела на Тину, так, словно была умудренной жизнью пожилой женщиной, а Тина — юной неопытной девушкой.
— Что тебе терять? Пойми, ты больше никогда и никого не полюбишь, кроме него. Ты навеки зачарована Дьюком. Иди же к нему, еще не поздно! До завтра он остается в Сиднее.
Слезы вновь застлали глаза Тины. Дженни материнским жестом обняла сестру, несколько раз провела рукой по ее спине.
— Я так хочу, чтобы у тебя было все хорошо, чтобы ты любила и была любимой. Ведь так и будет, правда?
Нет, Дженни не права. Уже слишком поздно что-то менять. Все было решено еще вчера, а сегодня она лишний раз в этом убедилась. Ничего не изменишь, как ни старайся.
В дверь позвонили.
— Это, наверное, Брайан, — предположила Дженни.
Не успела она сделать и шаг, как Тина ухватила ее за руку.
— Пожалуйста, пусть он не заходит в дом, прошу тебя, Дженни! Уезжайте скорее. Я сейчас не могу ни с кем говорить.
— Я могу сказать, что ты неважно себя чувствуешь.
— Не надо… — Тина умоляюще глядела на сестру. — Пусть никто об этом не знает. Я как-нибудь справлюсь со всем сама. Если мама… и все другие узнают, что произошло… я не смогу перенести это. Лучше пусть верят, что для меня единственная цель в жизни — карьера, — добавила она с жалкой усмешкой.
