— Они великолепны, — сказала она. — Я люблю дядю Аликса, и Сьюзен Джейн большая шутница, она совсем не похожа на тетю, скорее на сестру.
Патрик вспомнил лицо карикатуриста на вилле той ночью, когда полиция проволокла его по большой комнате отдыха. Если бы Аликс Холтнер смог добраться до него в ту минуту, он бы его убил, подумал молодой человек. Да, Аликс Холтнер любил свою племянницу, в этом не было сомнений.
— Они все еще живут в Бордиджьере?
— Нет, они продали ту виллу и купили большую квартиру в Монте-Карло. Это теперь их основной дом, но они прирожденные бродяги, путешествуют по всему миру, потому что дядя Аликс может работать где угодно. Сейчас работает здесь, и этот дом снят им на лето.
Патрик посмотрел на маленький розовый домик с металлическим балконом, над которым был натянут белый навес, и пожалел, что не может жить в таком доме. Сам он жил в крошечной квартирке на последнем этаже ветхого старого дома, на одной из боковых улиц Каннареджио, в районе, где когда-то раньше между высоким зеленым камышом протекал канал, который уже давно исчез.
Его комната была наполнена запахом пищи, приготавливаемой в квартирах внизу, в ней ползали клопы и было жарко днем и душно ночью.
— Счастливый дядя Аликс, хорошо быть богатым карикатуристом, — сухо заметил Патрик. — Они здесь сейчас?
Антония заколебалась, сказать правду или нет. Но покачала головой, не сказав ему, что Аликса и Сьюзен Джейн нет в Венеции, что они улетели в Лондон на деловую встречу с агентом Аликса. Звали с собой и Антонию, но девушка решила остаться и провести несколько спокойных дней в одиночестве.
— Вероятно, это к лучшему, — усмехнулся Патрик. — Последний раз, когда я его видел, он выглядел так, как будто собирался убить меня.
Она закусила губу.
— Мне очень жаль, но тогда он был страшно рассержен, а потом, когда хотел извиниться перед вами, вы уже уехали, не заглядывая на виллу.
— Да, я чувствовал, что так будет лучше. Нервы у меня были расшатаны, и я мог очень разозлиться, если бы наткнулся на вашего дядю. В то время я был не в состоянии принимать извинения.
Антония бросила на него испытующий взгляд.
— Почему вы разорвали контракт с Рей Данхил? Мне показалось это ужасным: она ведь ни в чем не виновата!
Он тяжело вздохнул.
— Должен признать, что сожалел об этом. Мне всегда нравилась Рей, с ней было приятно работать, но она поверила в мою виновность, и мне было трудно простить ее. Я чувствовал, что больше никогда не захочу видеть ее снова. Прошло время, и боль тех лет немного поутихла.
Они молча и внимательно посмотрели друг на друга.
Этот район Венеции назывался Дорсодуро, он был возведен на твердой глинистой почве и состоял из лабиринта извилистых маленьких улочек, полных маленьких частных домов, выстроенных в давние времена для рабочих. Позднее в них обитали англичане, тогда в Венеции образовалась большая английская колония. Между Академией и церковью Санта Мария делла Салюте простиралась площадь, откуда видны были возвращающиеся в Венецию катера.
Патрик оторвал взгляд от Антонии и оглядел сад.
— Здесь тихо. Можно подумать, что это деревня, а не центр Венеции! Как долго вы еще пробудете здесь?
— Еще несколько недель. Мне жаль уезжать отсюда.
У Антонии было странное ощущение. Девушка не могла поверить в то, что она действительно была здесь, в этом маленьком спокойном раю, с мужчиной, образ которого преследовал ее последние два года. Она так боялась увидеть его снова. Тем не менее они сидели под фиговым деревом, спокойно разговаривали, и она больше не чувствовала страха.
Кроме… кроме того, что каждое мгновение, когда она взглядывала на Патрика, чувствовала, как что-то съеживается у нее внутри. Это был не тот мужчина, который напал на нее, но ей было трудно различать их обоих, лица мужчин постоянно сливались в ее сознании.
— А потом вы вернетесь во Флоренцию? — спросил молодой человек.
Она покачала головой.
— Нет. У меня здесь есть работа.
Она остановилась, затем продолжила:
— Точнее, дядя Аликс нашел мне работу. Я составляю каталог частной коллекции Пэтси Девон, вдовы Гэса Девона. Его семья ранее занималась радиоаппаратурой. Но он вышел из компании и удачно поместил свой капитал, как я догадываюсь.
Антония с энтузиазмом стала рассказывать ему о Девонах.
— Когда Гэс Девон удалился от дел, он переехал в Европу и осел здесь, в Венеции. Много лет он покупал разные вещи: картины, скульптуры, книги, ранние модели радиоприемников и граммофонов, пластинки. Все это сейчас в ужасном беспорядке. Вещи сложены в кучу на верхнем этаже палаццо, в котором живет вдова. Этаж никогда не использовался, и на нем очень сыро, штукатурка сыплется с потолков, это вредно для живописных работ, вещи пылятся и покрываются плесенью…
Патрик смотрел на нее и думал, что она выглядит совсем по-другому, говоря на отвлеченные темы. Ее лицо становится подвижным, полным жизни.
— Насколько я понял, вы останетесь в Венеции и после того, как истечет срок аренды этого дома? Одна?
Девушка слегка покраснела, опустила глаза и кивнула.
Его глаза сузились. Что значит этот взгляд? Она что-то скрывала или недоговаривала. Но что?
— Вы постараетесь найти другую квартиру или остановитесь в пансионате? — спросил молодой человек.
— Меня пригласили переехать в палаццо до тех пор, пока я не окончу мою работу, — ответила Антония. Затем быстро добавила: — Мне бы не хотелось покидать этот дом. Мне нравится жить здесь. Дом маленький, уютный, а сады — такая редкость в Венеции. Этот похож на сон.
Его взгляд скользнул от розового дома к фиговому дереву, далее к оливковому, растущему рядом, вьющимся розам на стенах, апельсиновым деревьям, стоявшим вдоль стены в огромных терракотовых горшках.
— Прекрасно, — согласился он. — Это фиговое дерево покрыто плодами. Я всегда хотел иметь такое собственное дерево и рвать с него плоды, когда захочу.
— Срывайте, — разрешила она, улыбаясь. — Здесь их так много, нам все равно все не съесть.
— На самом деле можно?
Он улыбнулся, встал и сорвал один из крупных плодов в форме груши. Патрик разломил плод и предложил Антонии половину. Девушка поднесла плод ко рту, стали видны ее белые зубы, которые она вонзила в мякоть. Патрик сделал то же самое, но вдруг замер: его взгляд скользнул по ее левой руке.
— Это обручальное кольцо?
Антония дернула руку вбок, как будто пряча ее. Фига выпала из ее пальцев и покатилась по скамье.
Патрик нагнулся и схватил ее за руку, стараясь разглядеть громадный бриллиант, окруженный более маленькими, в искусно сделанной платиновой оправе.
