Им предстоял сорокаминутный перелет до Данк-Айленда, где они планировали отобедать, и затем пятидесятиминутный путь до Бедарры.
Ближе к концу пути Джаспер побледнел и покрылся легкой испариной. Его восковое лицо сильно обеспокоило Хейли.
– Как ты? – спросила она, ощупав его лоб.
– А ты? – переадресовал он вопрос.
– Незачем меня спрашивать. Я не больна. Ответь.
– Я чувствую себя нормально, – заверил ее Джаспер. – А вот ты, кажется, не вполне.
– Меня тревожит твое состояние, – призналась Хейли. – А также то, что ты не посчитал нужным предупредить меня об изменении маршрута свадебного путешествия, – высказала ему свою претензию Хейли.
– Ты сердишься на меня из-за этого или есть другие причины? – поинтересовался Джаспер.
– У меня много причин для того, чтобы сердиться на тебя, Джаспер, – призналась Хейли.
– Разве я не был с тобой ласков, малыш? Разве я плохой любовник?
– Меня беспокоит, что будет дальше.
– Ты можешь догадаться о моих планах, крошка, – шепнул ей на ухо муж.
Хейли была счастлива, когда катер причалил к Бедарре.
Вилла, на которую их доставили, утопала в цветах. Экзотические растения источали волшебный аромат. Стремящееся к закату солнце плескалось в морской зыби.
Хейли ступила на огромный балкон, обращенный к океану. Дух захватывало от буйства красок и красоты ландшафта.
– О чем задумалась, девочка? – обратился к ней Джаспер.
– Изумительный вид, правда?
– Теперь ты понимаешь, почему мне хотелось привезти тебя именно в это место? Давай выпьем за удачный медовый месяц, – и он подал ей шипящий бесчисленными пузырьками бокал.
– За месяц сумасшествия? – с грустной улыбкой уточнила Хейли.
– Если ты этого хочешь, обещаю, месяц будет сумасшедшим, – обнял ее за талию Джаспер.
– При других обстоятельствах ты бы не женился на мне никогда, правда?
– При других обстоятельствах я бы ни на ком не женился, Хейли. Тебе это известно.
– Но ты не всегда будешь молод и бесшабашен, Джаспер. Однажды тебя охватит тоска. И тогда ты спросишь себя, на что растратил лучшие годы жизни. Как ты поведешь себя тогда?
– Хейли, прекрати эти душеспасительные беседы. Тошно слушать. Меня смешит то, как люди подстраховываются на будущее, заводя жен, мужей, детей. А потом сами же и страдают от этого. Вместо того чтобы жить настоящим.
– Думая так, ты несправедлив к собственным родителям, – упрекнула его Хейли.
– Жизнь вообще несправедливая штука! – дерзко изрек Джаспер.
– В судьбе каждого наступает момент, когда хочется простого человеческого тепла, поддержки и понимания.
– Звучит как песня. Но это не про меня, детка. Просто усвой, что я не тот человек, с которым тебе суждено дожить до старости. Я не отрицаю прописных истин, но они меня мало волнуют.
– Я это поняла. Но хотелось бы услышать «я люблю тебя», прежде чем отдаться мужчине, – посетовала Хейли.
– Ничем не могу помочь, крошка. Сожалею, что приходится огорчить тебя, и… постараюсь не допускать этого впредь. Признаю, что это была ошибка. Ты хорошая девочка. Я хотел добиться этого от тебя, и я этого добился. Мне достаточно.
Хейли подняла на Джаспера глаза, полные слез.
– Негодяй! Ты бесстыдно воспользовался ситуацией. Ты намеренно влюбил меня в себя!
– Я не планировал этого, – возразил Джаспер.
– Враньё… Не верю ни единому твоему слову. Ты сам сказал, что добился своего. Теперь ты счастлив, чудовище! – обрушилась на него Хейли. – Ты умело использовал ситуацию, видя, как я переживаю за твое здоровье.
– Ты отдалась мне, потому что хотела этого. Не было никакого обмана в моих действиях или словах, не было насилия и принуждения. Если твое тело все решило за тебя, не вини меня в этом, – сурово проговорил Джаспер. – И избавь от этих нравоучительных пассажей.
– Более вероломного человека мне еще встречать не приходилось!
– Благодарю за комплимент, сладенькая, – рассмеялся Джаспер.
– Немыслимая жестокость!
– Ты мне льстишь, детка. Давай теперь будем считать, что мы все выяснили.
– Да уж куда яснее!
– Вернемся к нашим баранам, малыш, – предложил Джаспер, обняв жену за талию. – Так ты говоришь, что любишь меня?
– Не могла я сказать такого, – отреклась Хейли.
– Хорошо, перефразирую. Ты испытываешь ко мне влечение?
– Отчасти. Ты умело внушил мне это.
– Но, согласись, я всегда был честен с тобой. И, заметь, забочусь о тебе, крошка.
– Каким это образом? – искренне удивилась Хейли.
– Избавляю тебя от иллюзий. Помогаю освоиться в жизни взрослых людей. Дарю такое наслаждение, которого тебе не могли предложить другие мужчины. Разве этого мало?
– Да, ты невероятно заботлив, Джаспер, – усмехнулась Хейли. – Почему тогда ты обошел своими заботами собственного сына Даниэля?
Соблазнительное выражение вмиг исчезло с лица Джаспера, сменившись миной ярости. Он сжал испуганную Хейли за плечи и гневно тряхнул, прикрикнув:
– Замолчи! Ты даже понятия не имеешь, о чем говоришь!
– Не смей затыкать мне рот. Всем известно, что ты ничем не помог Мириам и собственному сыну.
– Не суйся в мои дела, Хейли!
Хейли не видела его весь вечер.
Она спустилась к океану, чтобы прогуляться вдоль берега. Песок был теплым, и Хейли, сняв сандалии, пошла босиком.
Луна уже окрасила темнеющее небо серебристым сиянием, первые звезды мерцали на небосклоне.
Хейли увидела одинокую фигуру, стоящую вдали. Темный атлетический силуэт мужчины приковал ее взгляд. Он склонялся, подбирая на песке плоские, окатанные морем камешки, и пускал их вскачь по воде.
Девушка знала это его пристрастие. В юности он часто уединялся на берегу и проводил там долгие часы, глядя, как прыгают его «блинчики». А она часами могла наблюдать за ним.
Сейчас каждое его движение выдавало гнев и напряжение, которые владели им. Хейли испытывала глубочайшее чувство сострадания к этому мятежному человеку, уверенному в том, что совершенно прав, растрачивая себя на легкие успехи и примитивные удовольствия.
Хейли тихо подошла к нему.
– Если думаешь, что я стану просить прощения, ошибаешься, – сухо предупредил ее Джаспер, не оборачиваясь.
– Я сама могу попросить прощения, Джаспер, и позволить тебе изображать заботливого мужа. Но все это будет ложью. Когда мы не на публике, стоит быть честными.
Джаспер развернулся и двинулся на нее.
– Что еще?
– Ты меня пугаешь.
– Очень хорошо. Потому что я намерен так тебя напугать, чтобы ты забыла про все доверительные беседы не только до конца этого месяца, но и до самого конца жизни.
– Я отказываюсь играть в твои игры.
– А я – в твои.
– О каких играх ты говоришь?
– Твои беспорочность и рассудительность – одно лишь притворство. Ты хочешь того же, чего и все. И не нужно притворяться, будто тебя не радует то, что радует других женщин. Но всем вам почему-то необходимо верить, что плотские удовольствия как таковые вам не нужны. Вам подавай великую и чистую любовь до гробовой доски. Тогда почему вы так стонете, когда я прикасаюсь к вам? Почему не можете оставить меня в покое, зная, что не будет никаких сантиментов? Зачем ты подошла ко мне с этими примирительными беседами, если не хочешь вновь оказаться в моей постели?
– Ты самый несчастный человек, какого я когда-либо встречала, – со слезами на глазах признала Хейли.
– А ты ничем не отличаешься от всех женщин, которые перебывали подо мной, – сознательно оскорбил ее Джаспер. – Такая же алчная и порочная. Я вижу тебя насквозь.
– Ты жалок и ничтожен. Я презираю тебя. Ты больше никогда не сможешь меня обидеть, потому что ты гаже, чем самая мерзкая тварь!
– Не распаляйся, малыш! Я и без лишних слов знаю, что ты обожаешь меня.
– Самовлюбленный идиот. В своем заблуждении ты даже не способен отличить любовь от ненависти. Ты грязен и стремишься измарать всех, кто рядом с тобой. Ты мне омерзителен!
– Но не настолько, чтобы отказаться от ночи страсти. Даже своими патетическими сентенциями ты умоляешь меня об этом. Как тогда, двенадцать лет назад. Все эти годы ты ждала только меня, а теперь не можешь мне простить, что я не испытываю к тебе ничего, кроме влечения! – обличал он, взяв ее за оба запястья.
– Убери от меня свои грязные руки.
– Чем ты можешь мне помешать… Я жду… Ну, же, детка…
Джаспер обхватил ее за тонкую талию и повалил на песок. Неудержимое желание двигало всем его существом, помесь злости и похоти управляло всеми его порывами. Поцелуи Джаспера были сродни ядовитым укусам, его объятья вырывали стоны из ее груди. Она не могла сопротивляться такому напору. Крупные слезы стояли в ее глазах, ком обиды застрял в горле. Ей некого было винить, кроме самой себя.
Соблазн был слишком велик. Хейли оплакивала свою слабость, отвечая на его свирепые ласки нежными объятьями.
