– В понедельник?!
Нервное восклицание Эрни заставило его повернуться к ней.
– Разве это плохо?
– Нет, нет. Просто это так неожиданно и… очень скоро, – пролепетала она. – Меньше чем через неделю…
– Пару дней назад ты не могла дождаться того дня, когда выберешься отсюда, – напомнил он. Она безвольно пожала плечами.
Почти сразу она заволновалась, вспомнив о своей живописи, о студии. Она не решилась сказать ему, что думала и о нем.
– Это… это так как-то сразу. Я не готова…
– Рано или поздно, Эрни, ты же должна покинуть госпиталь.
– Да, но… Твоя вилла…
– Она очень удобна, – заверил он. – И находится в отличном месте. Там есть даже собственный пляж. Поверь, о тебе будут заботиться. Луиза прекрасная хозяйка. Она все сделает для того, чтобы ты была довольна.
– И… и там никого больше нет?
Дрожащий голос выдавал волнение.
– В настоящее время – нет, – ответил он, а Эрни поправила халатик.
– Была ли я там когда-нибудь? Точнее, были ли мы там?
– Нет. Я купил ее после нашего развода.
– А что знает обо мне Луиза?
– Она знает только, что ты моя гостья, – холодно произнес он. – Во всяком случае, к тебе будет проявлено всяческое уважение.
Не сомневаюсь, что так оно и будет, подумала она, выругав себя за подозрительность. Хотя, что будет с ней в дальнейшем, одному Богу известно. По словам доктора Филдса, она будет пребывать на седьмом небе. Но так ли это? После памятного субботнего вечера…
– Я обсуждал все это с доктором Филдсом. Разумеется, он одобрил мои действия, – продолжил Грэм. – Мне придется весь уик-энд провести в Нью-Йорке. Зато потом у меня будет масса свободного времени, так что я сумею проводить тебя в понедельник в аэропорт. Во Франции будет ждать машина, которая и отвезет тебя на виллу. Все путешествие займет совсем немного времени и пройдет с полным комфортом.
– Кажется, ты продумал все основательно, – пробормотала она.
– Думаю, что ничего не упустил.
Она продолжала сидеть, скрестив руки. Все ее чувства были в смятении.
Понедельник! Все произойдет так быстро! Злополучный субботний вечер раскрыл перед ней не так уж много, хотя кое-что из того, что скрывал Грэм о ее прошлом, несколько прояснилось. Подтверждением худших предположений было его поведение. Но… но как он поцеловал ее?..
Она задумалась над тем, что ее ждет, когда она выпишется из больницы. Она позволит Грэму вытащить ее отсюда, а потом? Внезапно ее охватили сомнения – может ли она вполне доверять ему? Видеть его здесь, в больничной обстановке, – это одно, но ехать на виллу, уезжать с ним из больницы?.. Это похоже на то, что она добровольно и полностью отдает себя в его руки. Похоже на то… И если сейчас она не уверена, что в силах разрешить эти вопросы, то сумеет ли проявить достаточно мудрости, чтобы справиться с ситуацией? Это и волновало ее.
Если она намеревается покинуть больницу, ей следует помнить, что произошло здесь между ними. Какая же альтернатива стоит перед ней?
В субботу после полудня Эрни прогуливалась по дорожке, ведущей из Трезила к утесу. Небо было серым от набухших зловещих облаков. Ветер трепал ее волосы и обдавал холодом щеки. Море походило на расплавленный свинец и угрожающе волновалось. Она зябко куталась в поношенную дубленку. Потом устроилась на плоском валуне в стороне от тропинки и стала следить за горизонтом.
Прощание с больницей прошло на удивление спокойно. Грэм навестил ее в четверг, перед тем как уехать в Нью-Йорк. Она все время отводила от него глаза, боясь, что ее нервное состояние возбудит в нем подозрительность.
Как обычно, перед тем как уйти, он окинул ее долгим взглядом. На этот раз серые глаза были подернуты странной поволокой. Но если он и заметил в ней нечто необычное, то, по всей вероятности, отнес это на счет предстоящей поездки во Францию и поэтому воздержался от каких-либо комментариев. И все же ей было страшно. А вдруг он догадается? Когда же он наконец ушел, она с облегчением вздохнула и поспешила к старшей сестре. Эрни сказала ей, что с отъездом произошли кое-какие изменения и она намеревается отправиться во Францию не в понедельник, а в пятницу.
Ей было известно, что доктор Филдс весь уик-энд будет занят на конференции в Эдинбурге. Когда привратник больницы сообщил, что за ней прибыла машина, у старшей сестры не возникло никаких подозрений и она грустно распрощалась с Эрни. Только выглянув с четвертого этажа в окно, она удивилась, что внизу стоял не роскошный «роллс-ройс», а старенький, но чисто вымытый «бентли». За рулем сидел Саймон. Он тоже ни в чем не сомневался, когда привратник помог Эрни сесть в машину и положил рядом с ней застегнутую на молнию сумку.
Она позвонила Саймону заранее и лаконично сообщила, что ее выписывают. И это была почти что правда. Он сам вызвался подвезти ее до коттеджа. Она была тронута таким вниманием, особенно когда узнала, что Эмми развела огонь и приготовила ей еду. Но в тот вечер она так устала и переволновалась, что еле-еле дотащилась до собственной постели.
На следующее утро она проснулась веселой, полной нетерпеливых ожиданий, почти уверенная, что они не принесут ей разочарований.
Дома, вопреки ее предположениям, все было в порядке. Как говорил ей Грэм еще в больнице, ее коттедж должен был выглядеть заброшенным, пустынным и лишенным признаков комфорта. Но все оказалось далеко не так. В принципе, здесь действительно было одиноко. Керамический заводик, где жили Саймон и Эмми, находился в полумиле, и к нему вела узкая дорожка. Но коттедж отнюдь не выглядел примитивным. Фактически все выглядело уютно, здесь было приятно работать и жить. Это место способствовало ее успехам в живописи, как бы подталкивало к упорной и плодотворной работе.
Она осмотрела в коттедже почти все, осталась лишь одна комната, открыть дверь в которую она не решалась. Весь день она думала об этой комнате и весь день старалась отвлечься от мыслей о ней. Однако это плохо удавалось. Более того, с каждым часом желание проникнуть в нее все росло и росло. В конце концов оно достигло своего апогея.
Коттедж был прелестен. Она уже освоилась и чувствовала себя в нем по-домашнему. И все же не следовало закрывать глаза на то, что она ничего не помнила о том, как и что здесь лежит. Ничто не подсказывало ей, как все было здесь до происшедшей трагедии. Единственным местом, которое вызывало у нее волнение, была комната, где располагалась ее студия, хотя и о ней она ничего не могла вспомнить. На протяжении всего уик-энда ее преследовали мрачные раздумья, но ничего путного так и не пришло в голову. Безжалостно ругая себя за беспамятство и нерешительность, она все же поднялась наверх и распахнула дверь в студию.
