– Что – многое?
– Мир не делится только на черное и белое. Если Дэйв имеет в виду историю с Джулией, ожесточенно подумала Глэдис, он может говорить до посинения – ей все равно никогда не простить его.
Возможно, Дэйв прочел мысли Глэдис по глазам и поспешно сменил тему:
– Почему ты все это время оставалась с матерью? Она ведь поправилась, тебе не нужно было ухаживать за ней. У вас ведь нет ничего общего!
Глэдис хотелось сказать, что, когда ты в горе, все прочее кажется бессмысленным и пустым, а боль, обрушившаяся после развода, оглушила ее. Ей просто было безразлично, с кем и в чьем доме она живет. И ощущение пустоты не оставляло Глэдис все три года разлуки. Но нет, еще не время открыть Дэйву всю правду. Может быть, позже, когда она убедится в своих чувствах, когда будет уверена в нем, она и объяснит все. Но не сейчас.
– Должно быть, существует-таки голос крови – чувство дома, чувство семьи, и человека тянет к родным… Мне хотелось, чтобы у меня был хоть какой-то дом, – ответила Глэдис. – А что до ненависти к тебе, якобы внушенной моей матерью, поверь, Дэйв, в этом ты заблуждаешься. У нас было правило: мы никогда о тебе не говорили.
– В таком случае ты скроешь от нее тот факт, что сейчас ты со мной, – с сардоническим смешком подвел он итог.
– Моя жизнь – мое личное дело.
– Тогда давай звони матери. Как того требует вежливость.
Глэдис протянула руку, сняла со стены телефон и набрала номер, решительно взглянув на Дэйва. Не могло быть и речи о том, чтобы солгать. Дэйв просто перестанет уважать ее после этого.
– Это Глэдис… – начала она.
– Слава богу! Я безумно беспокоилась! – воскликнула мать.
Эта фраза заставила Глэдис встревожиться.
– Что такое? – спросила она с волнением – не случилось ли что с ее сестрой или племянницами.
– Ты уже уехала от этого типа? – Слова матери буквально истекали ядом.
Первый шок прошел довольно быстро. Глэдис ощутила, как у нее внутри все сжимается от гнева. Она не имела ни малейшего представления о том, как мать проведала о ее визите к Дэйву, но только он мог вызвать у Софи такую ненависть. Глэдис постаралась, чтобы ее голос звучал ровно и спокойно:
– От какого типа, мама?
– Ты прекрасно понимаешь, о ком я говорю, Глэдис. – Мать чеканила слова раздраженным тоном обвинителя. – Из-за дождя Вивьен быстро пришла с тенниса, и, когда я вернулась домой, Ширли Картер заглянула спросить, не хочешь ли ты провести с ней вечер. И тут я увидела телефонную книгу, открытую на номере конторы Дэйва Флэвина.
Глэдис обругала себя в душе последними словами. Ведь знала же, что мать – настоящая ищейка, ей бы в сыскном агентстве работать!..
В голосе матери чувствовалось нарастающее раздражение:
– С чего тебе только пришло в голову снова увидеться с ним? У тебя что, никакого представления о приличиях не осталось? Что может подумать Майк? Позволить этому типу насильно увезти себя, как…
– Как ты об этом узнала, мама? – оборвала ее Глэдис.
– Позвонила в его контору, и там мне все рассказали. У того, кто со мной говорил, тоже, видно, совести ни на грош. Он просто-таки восхищался столь отвратительным и бесстыдным поступком. Должно быть, все его служащие такие же бесстыжие мерзавцы, как и он сам!
– Какое право ты имеешь лезть в мои личные дела и в мою жизнь? – едва сдерживаясь, проговорила Глэдис.
– Да я же о тебе забочусь. – Должно быть, при этих словах мать всплеснула руками. – Ведь этот тип морочит тебе голову как хочет. Нужно же кому-то защищать тебя от него!
– Что мне нужно и что нет, я как-нибудь сама решу, мама, и буду очень благодарна, если ты оставишь мою личную жизнь в покое.
Глэдис произнесла эти слова так холодно, что Софи растерянно замолчала.
– Если ты все же соблаговолишь меня выслушать, то я позвонила, чтобы сказать тебе…
– Ты что, до сих пор у него?! – с отчаянием воскликнула мать.
– Да, – отрезала Глэдис. – И останусь с ним столько, сколько захочу. А потому домой меня не жди. Когда смогу, тогда и приеду.
– А как же Майк?
– Это тоже исключительно мое дело, мама. С этими словами Глэдис бросила трубку, все еще пылая благородным негодованием. Она с вызовом посмотрела на Дэйва, ожидая какого-нибудь ехидного комментария, но тот не улыбался. По лицу Дэйва было заметно, что поступок Глэдис вверг его в глубокие размышления, и он пока не мог сделать окончательного вывода из услышанного.
– Ну что, доволен? – резко спросила Глэдис.
– А ты? – вместо ответа мягко поинтересовался он, явно не желая навлечь гнев еще не остывшей женщины на свою голову.
Она поняла, что он оставляет ей возможность самой оценить вмешательство Софи в ее жизнь и отношения с бывшим мужем. В голову Глэдис пришло почему-то слово «свобода». Именно это когда-то олицетворял для нее Дэйв. Именно это он значил для нее и сейчас. Свобода ото всех узких рамок общепринятого, которые так почитала ее мать. Свобода самовыражения. Свобода делать то, что хочешь, и быть тем, кем хочешь.
Дэйв, именно такой, каким он был сейчас – каким был всегда! – вновь пробудил в ней то чувство протеста, которое она на три года похоронила в глубине души. Опасно вновь воскрешать его, оно могло довести до беды… Но и дать чудесное, ослепительно ясное ощущение жизни.
Последняя мысль заставила Глэдис задуматься: не слишком ли многое ей пришлось похоронить вместе с чувством протеста и жаждой свободы? Быть может, Дэйв прав и они действительно нужны друг другу? По крайней мере, как любовники они великолепная пара. Но Глэдис не рискнет снова вверить себя Дэйву. Это абсолютно невозможно. С другой стороны, если они останутся любовниками… и друзьями… такой вариант возможен?
– Я же обещала, что проведу с тобой выходные, Дэйв. – Она слабо улыбнулась. – А с последствиями разберусь потом.
Он одобрительно улыбнулся.
– Тогда почему бы тебе не перебраться поближе и не сказать «привет»?
Глэдис рассмеялась низким грудным смешком. На эти два дня мать и Майк останутся далеко – словно на другой планете. И пусть. Она медленно переместилась на другой конец бассейна. Веселые чертики в голубых глазах Дэйва заставляли ее забыть обо всем на свете, кроме него.
– Сколько раз в день тебе нужно заниматься любовью, Дэйв Флэвин, хотела бы я знать? – прижимаясь к нему, игриво поинтересовалась Глэдис.
– Ну, если учесть, что мне придется возместить что-то около тысячи дней и ночей…
Что означало, разумеется, те три года, которые они провели врозь. Глэдис уселась на колени Дэйва и взъерошила ему волосы.
– Уж не хочешь ли ты сказать, что тебе меня недоставало?
– Мне недоставало наших развлечений.
Эти слова несколько отрезвили Глэдис, напомнив, что между ними еще ничего не решено. Может, развлечения – это все, что ему нужно от нее? Может, он просто хочет провести с ней выходные, а после раз и навсегда выбросить из головы? Если так, зачем ему понадобилось создавать у себя дом ее мечты?
