Мишель прерывисто вздохнула, как всхлипнула, и медленно пошла за ним.
За эти годы ничего не изменилось. Стоило ей взглянуть на Филиппа, как у нее начинала кружиться голова от сильного влечения к нему. Она так сильно его хотела, что не могла выразить свое желание. Если он поведет себя так же, как и в прошлый раз, унизительный фарс непременно повторится… Если только она не сумеет его убедить, что в этом нет необходимости.
Пока она в задумчивости брела по саду, Филипп успел составить содержимое подноса на стол в тени высокого миндального дерева, по сторонам которого возвышались большие каменные вазоны, сохранившиеся с давних времен, в которых росли и благоухали лилии и садовые гвоздики. Это было самое уютное место сада, и их совместная трапеза здесь станет прелюдией к их второму медовому месяцу.
Внезапно она почувствовала слабость в ногах и поспешила сесть. От жары не спасала даже густая зелень, в тени которой глаза Филиппа казались темными и еще более загадочными. Наверное, от сочетания удушливых ароматов в воздухе и нервного напряжения у нее закружилась голова.
— Ты, должно быть, голодная, — предположил Филипп, накладывая ей на тарелку ломтики ветчины, крупные оливки и свежие листья салата. — В отеле ты отказалась от завтрака. Скажи, это из-за меня у тебя портится аппетит? — спросил он, разливая вино и окидывая взглядом ее обмякшее тело. — В усадьбе ты питалась как птичка, крошками, а за прошедший год ты поправилась. И довольно заметно.
Мишель потянулась за хрустящим рогаликом, разломала его пополам и намазала маслом обе половины. Она откусила рогалик и подцепила вилкой оливку. Прожевав, она честно призналась:
— Твое присутствие пугало меня. — За год, проведенный вдали от него, она хотя бы обрела способность высказывать собственное мнение и озвучивать собственные мысли. — Мне казалось, что я заброшена в этом изолированном от внешнего мира фермерском доме, где нечего было делать, кроме как выносить постоянное брюзжание твоих родственниц. Когда ты иногда соизволял появиться в доме, то едва замечал меня…
— Почему? Я все отлично замечал. Как только я имел глупость приближаться к тебе, то каждый раз встречал два испуганных глаза. Я видел, что вызываю в тебе панику. Черт возьми! Можно ли удивляться, что я прекратил всякие попытки?!
— Ты говоришь всего лишь о сексе, — выпалила Мишель в ответ. — Ты хотел наследника. Вот и все, для чего я тебе понадобилась! Как только стало ясно, что ничего из этого не выйдет, ты умыл руки… и даже не потрудился узнать, почему все так вышло! — взволнованно говорила она, не замечая, что все крепче сжимает в руках бокал. — Мои желания для тебя ничего не значили, не так ли? Когда я просила… умоляла тебя уехать из усадьбы…
— Ты была в истерике, — холодно перебил он ее. — В те дни мне приходилось много разъезжать по делам…
— Ты мог бы брать меня с собой, — резко возразила Мишель, досадуя, что прошлое, оказывается, сохранило над ней свою власть и вынуждает ее горячиться.
Если прошлое умерло, почему бы ей не похоронить его? Она залпом осушила бокал с вином, надеясь, что прохладное вино остудит ее пыл.
— Моя мать беспокоилась за тебя и тетки тоже, они решили, что ты нуждаешься в их руководстве и заботе, — мягко сказал он.
Эти слова вызвали у нее острое желание запустить пустым бокалом прямо ему в голову.
Словно прочитав это намерение в ее глазах, он спокойно наполнил этот потенциальный метательный снаряд вином, затем, положив локти на стол, склонился к ней.
Мишель замерла, увидев так близко его лицо, прядь темных волос на лбу, ослепительную улыбку, которая делала его моложе, услышав хрипловатый, волнующий голос:
— Дорогая, мы здесь не для того, чтобы ссориться. Посмотри, твое желание осуществилось. Мы далеко от усадьбы и моих родственников. Теперь мы можем выяснить, изменилось ли твое отношение ко мне так же радикально, как твоя фигура. — Он дотронулся до ее руки, и все ее тело охватило огнем. — С нетерпением жду, когда смогу выяснить это, моя красавица.
Негромкая мелодия фонтана, льющего воду в каменное основание, вдруг показалась оглушительной в наступившей тишине. Взгляд Филиппа и его слова произвели в ней странную метаморфозу. Тело затрепетало, быстрее побежала кровь, дыхание участилось. Впрочем, не впервые она так реагировала на его взгляд, звук его голоса и физическую близость. Но сумеет ли она выразить себя, смеет ли надеяться удовлетворить запросы столь искушенного и опытного мужчины, как Филипп? Получится ли у нее?
Чувствуя, что еще немного и она распадется на составные части, Мишель ухватилась за ножку бокала с вином и глухо сказала:
— Не нужно этого… я имею в виду постельные дела… — Она густо покраснела под его твердым внимательным взглядом.
— Понимаю. — Он лениво отщипнул ягоду винограда, и она увидела, как виноградина лопнула под его крепкими белыми зубами. — И как ты собираешься избежать этого?
Хорошо хоть он не стал напоминать ей о договоре, который они заключили, мелькнуло в ее голове, и она перевела дыхание. Он не изрыгал огонь и не посылал проклятий на ее голову. С виду абсолютно спокоен, одна рука расслабленно закинута на спинку стула, второй он общипывает виноградную гроздь. Такой Филипп, способный нормально разговаривать и даже слушать, показался Мишель необычайно привлекательным. У нее появилось чувство, будто она перенеслась на другую планету, и в ее намерения не входило спугнуть это чувство! Надеясь, что так будет продолжаться и дальше, она сказала рассудительным тоном:
— Поправь меня, если я ошибаюсь, но наше предполагаемое примирение затеяно только для отвода глаз твоих родных и Беатрис, верно?
Никакого ответа. Филипп хрустнул очередной виноградиной и налил вина в ее бокал, который она машинально осушила. Несмотря на свои самые благие намерения держаться спокойно, Мишель нервничала и поэтому повысила голос:
— Когда ты снова надумаешь жениться, твоей избранницей вряд ли станет избалованная и капризная светская дамочка. Если твои взгляды принципиально не изменились, ты выберешь кроткую производительницу потомства, согласную сидеть дома, пока ты развлекаешься на стороне. — Все это Мишель выпалила на одном дыхании.
Он мог бы проявить хоть какой-то интерес к тому, что она сказала, и признать ее правоту, потому что она знала, что права, но он молчал.
— Почему ты молчишь и ничего не скажешь? Или мы здесь для того, чтобы произносить монологи?
Ленивая улыбка Филиппа показалась ей высокомерно-снисходительной.
— Ты высказала свое мнение, Мишель. Я вежливо его выслушал. В твоей тираде не прозвучало ничего, нуждающегося в комментарии. — Брови его слегка приподнялись. — Я терпеливо жду, когда ты выскажешься по существу… как ты это назвала?., постельных дел.
