Как могло это случиться?
Морган грустно подумала, что последние два дня только и делает, что задает себе вопросы и спорит сама с собой. Ворвавшись в ее одиночество, Райли нарушил оберегаемый ею душевный покой. Но завтра они расстанутся.
«Морган, держись крепче за эту мысль! Завтра Райли Ханрахан исчезнет из твоей жизни так же быстро, как и вошел в нее».
Но завтра — это так не скоро!
Морган все-таки забылась тревожным сном, наполненным смутными страхами, кульминацией которых явился отчетливый кошмарный сон. Женщина по имени Анна гонялась за ней по запутанному лабиринту коридоров, размахивая сверкающим ножом, а Райли, Говард и Дэз наблюдали за этим, ухмыляясь и потягивая пиво.
Скатываясь по лестнице, вдоль которой стояли огромные фигуры в ржавых доспехах, Морган, сдавленно вскрикнув, проснулась.
— Что с тобой?
Еще не до конца пришедшая в себя, девушка заморгала, уставившись на Райли.
— Ты не хотел мне помочь, — жалобно проскулила она. — Ты просто с улыбкой наблюдал за тем, как эта женщина пытается меня убить.
— Тебе приснился кошмар, — недовольно буркнул он.
По крайней мере, не эротическое сновидение. Хотя они с Райли снова оказались лицом к лицу в тесном пространстве палатки.
— Я одеваюсь, — резко заявила Морган. — Отвернись.
Ночью погода переменилась. Небо затянуло зловещими тучами, девушку встретил порыв холодного пронизывающего ветра. Поежившись, она направилась за водой. Когда Райли неуклюже выполз из палатки, завтрак уже был почти готов. Размешивая в каше изюм и, курагу, Морган смотрела, как он ковыляет взад-вперед вдоль края обрыва. Сильно хромает, подумала она, убавляя огонь.
— Кофе готов, — окликнула его девушка.
Учащенно дыша, Райли остановился, схватившись за опору навеса. Отложив ложку, Морган налила ему в кружку обжигающий ароматный напиток. Насыпав две ложки сахара — она уже успела узнать, что Райли сладкоежка, — девушка добавила в кофе сгущенных сливок.
— Спасибо.
Она смущенно отвернулась к плитке.
— Далеко до твоей машины? — вдруг резко спросил Райли.
— Мили четыре. Вдвое дальше, чем мы прошли.
— А дорога какая?
— Да такая же. Вверх-вниз, и камни.
Райли осторожно поставил кружку на камень.
— Не дойду. Сегодня никак не дойду, — стиснув зубы, процедил он.
У Морган внутри все оборвалось. Она не представляла себе, как сможет пережить еще двадцать четыре часа рядом с Райли.
— Я вовсе не против, чтобы ты опирался на меня.
— Зато я — против.
Выплеснувшееся молоко зашипело на раскаленной плитке. Морган постаралась взять себя в руки.
— Мне бы все-таки хотелось двинуться в путь сегодня.
— Думаешь, мне не хочется того же? Но я знаю свой предел.
— Неужели я настолько отвратительна, что ты ждешь не дождешься, когда сможешь отделаться от меня? — воскликнула Морган, чувствуя, как горло ее сдавливает нестерпимая боль.
Райли вздохнул.
— Черт побери, Морган… как тебе объяснить? Я так сильно хочу тебя, что пребывание с тобой в одной палатке для меня изощренная пытка. Я не спал всю ночь, и сейчас мысли мои крутятся вокруг того, чтобы затащить тебя в палатку, подобно неандертальцу, с которым ты меня сравнивала. Для меня все это совершенно необычно — я никогда не терял над собой контроль. — Он печально взглянул на нее. — Знаю, я веду себя с учтивостью лося в период гона. За это приношу свои извинения. Однако клянусь, я пальцем к тебе не притронусь.
— Каши хочешь? — отрешенно спросила Морган.
— Это все, что ты можешь мне предложить?
Что ей на это ответить? Стиснув деревянную ложку с такой силой, что побелели костяшки пальцев, она спросила:
— Райли, кто такая Анна?
— В бреду я постоянно вспоминал ее? — нахмурился он.
Кивнув, Морган, неожиданно для себя хитро улыбнувшись, добавила:
— Это она сегодня утром носилась за мной с тесаком.
— Значит, у тебя против меня тоже нет иммунитета.
— А я и не утверждала ничего подобного.
— Вчера тебе чертовски хорошо удалось убедить меня в обратном. Кстати, от каши я не откажусь.
Морган облегченно расправила плечи. Прикусив нижнюю губу, она разложила овсянку по мискам и передала Райли молоко и сироп.
— Для меня тоже совершенно необычно все то, что я чувствую в последние два дня, — мечтательно проговорила девушка, глядя на серое месиво в миске так, точно ничего более восхитительного ей не доводилось видеть. — Мне казалось, я себя хорошо знаю, и вдруг поняла, что это не так. Если ты — матерый лось, то я — молодая олениха, безудержно резвящаяся на лугу.
— С самого начала меня пленило твое изящество, — внезапно стал серьезным Райли.
Морган покраснела, поперхнувшись кашей.
— Я даже не знаю, сколько тебе лет, — ни с того, ни с сего заметила она.
— Тридцать пять. Да, а Анна была монашкой.
— Монашкой? — выронила ложку Морган.
— Сестра Анна. Крохотная женщина с золотисто-карими глазами, энергией динамо-машины и добрейшим сердцем в мире. Она и еще пять монахинь содержали небольшой сиротский приют в Нью-Йорке. Там я и вырос. Мои родители погибли в железнодорожной катастрофе. Но, прежде чем ты начнешь жалеть меня, позволь добавить, что я был очень счастлив в этом приюте. Хотя перед матерью-настоятельницей испытывал благоговейный ужас.
Морган тут же почувствовала нескрываемое облегчение, сменившееся жгучим любопытством.
— И много детей было в приюте?
— Человек семьдесят.
— У монашек не было времени сидеть сложа руки.
— Да. В детстве меня частенько мучили кошмары, — дрогнувшим голосом сказал Райли. — Тогда я звал сестру Анну, но однажды мать-настоятельница строго сказала мне, что не стоит беспокоить ее по пустякам.
— Сколько тебе тогда было лет?
— Пять. Говорю же, Морган, не жалей меня. Всем, чего я достиг, я обязан сестрам.
Морган поняла, что теперь, когда у нее есть ключ к его характеру, ей надо все обдумать наедине с собой.
— Не указывай мне, что я должна чувствовать, — тряхнула головой она.
— И, став взрослым, — натянуто продолжал Райли, — я тянулся к строгим, спокойным женщинам. Похожим на монашек.
— А я ищу мужчину уравновешенного, любящего и спокойного, такого, как мой отец.
— Значит, нас объединяет только секс.
Ей не понравилось прозвучавшее в его голосе облегчение. Очень не понравилось.
— Наши отношения никак не назовешь спокойными.
— Это все гормоны, Морган. Плюс, в моем случае, длительное воздержание. Похоже, мы решили исповедаться друг другу? Вот уж что никак нельзя будет назвать скучным.