— Шер-р-ребришко! Шер-р-ребришко! — вдруг проорал попугай, смешно приседая.
— А это, — прокомментировал Дэн, начиная слегка тревожиться, — когда хочет набедокурить.
— Ой, надо же! «Шеребришко», «корашон», — рассмеялась Ханна, радуясь своему открытию. — Да он шепелявит!
— Да. Я же говорю, что его, видимо, учил испанец, — ответил Дэн.
— Ну да. И это свое «серебришко», видимо, он подслушал у испанского пирата или просто на испанском корабле, с которого его украли, — вставила свое слово Рейчел, прищуриваясь на гостя. — Ведь если они такие преданные создания, то лишь смерть хозяина или похищение могло разлучить их.
— Возможно, — кивнул Дэн в наступившем напряженном молчании.
В ту ночь в темноте и в тишине своей спальни супруги Дженкинсы обсуждали будущее и прошлое своего гостя.
— Нечего и сомневаться, он был пиратом, — сказал Джереми.
— Нечего и говорить, он явно не безгрешен, — согласилась его жена. — Уж что было, то было, а глаза его всегда расскажут мне, о чем он думает. Честный моряк или исправившийся пират, он не святой, это ясно. Да и в глазах Ханны, как только она его увидит, отражается все, что у девочки на сердце. Мне кажется, что она слишком часто видит его. Нам ведь совершенно неизвестно, откуда он явился и куда дальше лежит его путь.
— Ты права, — молвил муж, помолчав немного. — Но во всяком случае, мы позаботимся о том, чтобы она не ушла с ним, пока парень не расскажет всю правду.
— Хорошо, — облегченно вздохнула Рейчел. — А там уж посмотрим, что еще можно сделать, — проговорила она, прежде чем супруг повернулся на бок и заснул.
Но дочь их не могла спать. Ханна беспокойно ворочалась в кровати, да так, что простыни скатались почти в канаты. Наконец она встала и принялась расхаживать по комнате. Выглядывая в окошко, она не видела ничего, кроме мягкого тумана, висевшего над ночным Лонг-Айлендом. Решив отказаться от попыток заснуть и накинув халат, девушка направилась в кухню, чтобы поискать чего-нибудь съестного. Но на полпути, уже стоя на верхней ступеньке лестницы, она вдруг услышала…
Сначала она подумала, что это крики зеленой экзотической птицы. Попугай постоянно находился в комнате своего хозяина, ни в какую не желая терять из виду его плечо. Но голос явно принадлежал не птице. То был жутковатый звук, отравленное хрипение, которое, как ни странно, раздавалось из человеческого горла. Звук этот определенно доносился из комнаты Дэна.
Ханна знала каждый уголок отцовского дома как свои пять пальцев и потому быстро подбежала к дверям его комнаты. Прислушавшись, девушка различила отдельные слова.
— Нет, нет, нет… — повторял он, а потом вдруг начал быстро-быстро и с диким ужасом говорить что-то неразборчивое. Она так часто входила в эту комнату прежде, когда он лежал совершенно беспомощный, что после секундного колебания решилась войти туда снова.
Он был один, но, лежа в постели, хватал руками воздух, выгибался и, не открывая глаз, запрокидывал голову, вдавливая затылок в подушки. Он был обнажен до пояса, широкая грудь блестела от пота. Попугай взлетел на изголовье кровати и тревожно хлопал крыльями, хотя при этом хранил молчание.
— Нет, нет, нет, — продолжал бормотать Дэн, мотая головой как в лихорадке. Но, положив ладонь ему на лоб, Ханна почувствовала, что кожа холодная, влажная.
— Нет, нет, нет, — отозвалась она с искренним сочувствием. Болезненный комок встал у нее в горле, она склонилась и тронула его руку. Дэн вздрогнул. Она пожала судорожно скрюченные пальцы, и он замер. Глаза мужчины раскрылись, он быстро поднялся в постели и, одним быстрым движением схватив девушку за плечи, повалил на постель рядом с собой.
— Что такое? — прорычал он. — О Господи! — Судя по испуганному голосу, он наконец узнал ее. Отпустив ее плечи, он откинулся на спину и оцепенел, — Неужели это правда?.. — простонал он, стряхивая остатки сна. — Вокруг меня — песок, и, чем больше я копаю; тем больше сыплется сверху. Я копаю собственную могилу, хотя при этом стремлюсь наверх. О Господи, неужто мне никогда не избавиться от этого кошмара?
Не успела она придумать, какими словами его подбодрить, как он сел рядом и нежно погладил девушку по щеке.
— Я тебя не поранил? — спросил он своим обычным голосом. — Опять этот проклятый сон. Как ты себя чувствуешь? О, Ханна, прости меня.
— Я в порядке, — шепнула девушка, поняв, что грань между сном и явью постепенно восстанавливается в его пробуждающемся сознании. — Но ты? Я услышала твои стоны и пришла…
— И вот что получила за свою доброту, — огорченно проговорил Дэн. — О Господи, видишь ли ты это? В моей постели, посреди ночи! Что скажут родители? Ханна, уходи. Сейчас же. Ступай к себе в кровать. Я еще ни разу в жизни не говорил с такой неохотой, — добавил он, нервно усмехнувшись. — Но прошу тебя, иди. Мне уже лучше.
Она встала и подошла к двери, но еще раз вопросительно оглянулась.
— Да, я уверен, — ответил Дэн на этот немой вопрос. — А ну-ка, кыш!
Когда же девушка закрыла за собой дверь, он рухнул навзничь на влажные подушки и положил руку поверх глаз. Он был сильным мужчиной, но просто не понимал, как ему удалось отослать ее. Подумать только! Очнувшись от ночного кошмара, он обнаружил подле себя женщину, какие лишь в самых сладких грезах являются морякам, давно не видевшим суши. Распущенные волосы ароматным шелковистым потоком спускались до самого пояса. А талия! Рукой он ощущал эту мягкую и плавную линию… Ну о чем еще можно мечтать? Пожалуй, лишь о том, чтобы очутиться вместе с нею в постели.
Он получит ее, но только не теперь, когда их в любую минуту могут застукать. Обязательно получит, пообещал себе Дэн. Эти мечты подействовали на него умиротворяюще: пульс замедлился, дыхание успокоилось, и, отложив свои желания до лучших времен, он растянулся на спине и приготовился уснуть. Сон долго не шел к нему, наверное, потому, что он боялся кошмаров почти так же сильно, как нуждался в отдыхе. Ведь это была уже не первая ночь, когда он буквально выкарабкивался из кошмара, весь покрываясь потом и сдерживая стон.
Он не понимал, почему. Ведь ему следовало бы радоваться своему счастью и спать, как всегда, глубоко и без сновидений. Ведь он действительно оказался счастливчиком! Приятели закопали его недостаточно глубоко. Видимо, совсем неглубоко, потому что, как только он очнулся от дикой боли в этой мокрой тьме, весь окруженный песком, то немедленно понял, что с ним сделали. Это было омерзительно, но такова уж пиратская жизнь, и Танцору это было отлично известно. Кто-то другой, возможно, в подобной ситуации впал бы в отчаяние и сдался. Но Дэну приходилось слышать о подобных вещах, и потому, вместо того чтобы тратить последние отпущенные ему секунды на отчаяние, он принял решение бороться. Ужас придал ему сил. Он что есть мочи карабкался наружу. Борьба была отчаянной, но недолгой. Хорошо еще, что его усадили на сундук — вот уж, наверное, Джуэл посмеялся напоследок. Но нет, последним будет смеяться Дэн! Он поклялся себе в этом. И с этой клятвой на устах и в сердце он заснул.
