Марина подумала, что если признается, то дочь весь вечер будет донимать ее вопросами. Однако лучше было сразу сказать правду, все равно Настя ее узнает.
— Да, в Америке.
— А когда он приедет к нам?
— Он не может приехать, потому что не понимает по-русски, — ляпнула Марина первое, что пришло в голову, и тут же пожалела о своих словах. Решила говорить правду, а сбилась на ложь.
Настя погрустнела.
— Тетя сказала, что он зовет меня к себе…
— Ты сможешь поехать только тогда, когда выучишь английский язык.
— А когда я его выучу?
— Когда пойдешь в школу.
— Но ты говорила, что в школу я пойду еще не скоро.
— Правильно, не скоро. Поэтому с поездкой в Америку тебе придется подождать.
— А почему тетя сказала, что мне можно поехать?
— Ты больше слушай разных теть! — рассердилась Марина.
Вспомнив сегодняшних гостей, она хмыкнула в сердцах. Мало того, что они ей все нервы истрепали, так еще и ребенку голову заморочили!
— Ладно, идем быстрей. — Она потянула Настю за руку. — Надо в химчистку успеть, а потом в магазин.
На другой день вечером Ронни объявил жене, что собирается посетить киностудию «Мосфильм». Тамошние режиссеры позвонили его менеджеру и попросили выкроить время в расписании заезжей «звезды» для посещения их съемочных площадок. Бетси решила провести вечер в модном парикмахерском салоне.
Ронни, отпустив шофера, сам сел за руль «ягуара». За окнами машины поплыли залитые солнцем улицы, бесчисленные ларьки, толпы на тротуарах, рекламные щиты. Время от времени он посматривал в зеркало заднего вида. Ему в «хвост» пристроились две машины папарацци, которые и здесь преследовали его. Их легковушки были ему знакомы. Обычно Сэндз относился к этим людям спокойно. В конце концов, сделать эффектный фотоснимок и подороже его продать — это тоже работа, и не такая легкая, как может показаться на первый взгляд. Но сейчас назойливое преследование фотографов было некстати. Ронни ехал вовсе не на «Мосфильм»…
Крепче взявшись за руль, он начал понемногу прибавлять скорость, в какой-то момент даже проехал на красный свет. Милиции, к счастью, поблизости не оказалось. Зато преследователи отстали. Убедившись в этом, Ронни затормозил, сверился с картой Москвы, затем снова нажал на газ.
Через четверть часа «ягуар» выехал на улицу Стасовой. Слева потянулся сквер, за деревьями которого виднелась стена Донского монастыря, справа стояли белые девятиэтажки с горящими на солнце окнами. Где-то между этими домами, как он знал, должна находиться игровая площадка детского сада, в который Марина отводит дочку…
Заметив ограду и за ней двухэтажное здание, Ронни подрулил к тротуару и припарковал машину у обочины. Вылез, снял темные очки. Приблизившись к низкому решетчатому ограждению, за которым играли дети, он остановился.
Сэндз смотрел на детей, испытывая нарастающее волнение. Среди них находится его дочь. Интересно, узнает он ее? С той минуты, как жена подала идею взять Настю в их семью, желание увидеть ее росло в нем буквально с каждым часом и вскоре превратилось в какое-то наваждение. Ронни жаждал взять ребенка на руки, ощутить детское тепло и осознать, что в жилах девочки течет его собственная кровь. До закрытия сада было еще полтора часа, но детей на площадке осталось немного. То и дело появлялись родители и уводили своих малышей. Он взглянул на часы. Скоро должна прийти Марина.
Одна из девочек, стоявших у ворот площадки, пристально посмотрела на него, и он вздрогнул. Сначала он ничего не мог понять. Ему почему-то вспомнилась старая фотография матери, когда та была еще совсем маленькой. Огромные глаза, изгиб темных бровей, правильные черты лица. Это Настя, понял Сэндз, рассматривая девочку. Да, это она! Малышка приблизилась к ограде и тоже с любопытством уставилась на него.
Ронни, вертя в руках темные очки, улыбнулся. «Симпатичная девочка, — подумал он, — а с годами несомненно превратится в чертовски красивую молодую леди, какими были ее бабка и мать!»
— А мы с мамой вас видели недавно! — набравшись смелости, обратилась она к нему.
Ронни так задумался, что до него не сразу дошел смысл ее слов.
— Да? — машинально переспросил он.
— Вы вышли из машины и на вас были надеты эти очки, — подтвердила девочка. — Мы с мамой стояли и смотрели.
Он растерялся.
— Тебя зовут Настя?
Она удивилась и смущенно отступила на шаг. Только потом кивнула. Ронни лихорадочно соображал, где, когда Марина с девочкой могли видеть его. Может быть, она имеет в виду какой-нибудь фильм с его участием? Но едва он собрался спросить об этом у Насти, как его опередил какой-то краснощекий карапуз, тоже подошедший к ограде.
— А я вас знаю! — объявил он. — Вы снимаетесь в кино! Вы киноартист!
— А я фильм с вами видела! — подхватила девочка с косичками. — Там вы скачете на лошади, а потом дарите цветы!
— А как это — сниматься в кино? — Мальчик взобрался на ограду, чтобы быть ближе к Ронни. — Там ведь все понарошку?
Узнав его, дети наперебой загалдели. К ограде уже спешила молодая воспитательница.
— Вы Ронни Сэндз? — пролепетала она, подойдя.
На ее лице было написано такое неподдельное изумление, что можно было подумать, будто она увидела привидение. Ему ничего не оставалось, как признаться. Слава, конечно, приятная штука, но иногда доставляет большие неудобства. Сейчас, например, он хотел бы остаться наедине с дочкой. Но, как видно, время для этого еще не пришло.
— Вы хорошо говорите по-русски, — сказала воспитательница.
— Я несколько месяцев жил в Москве, — объяснил Ронни, не сводя глаз с девочки.
Малышка его очаровала. Он чувствовал, что уже полюбил ее.
— Я видела вас дома на фотографии, — сказала Настя. — Вы там вместе с мамой.
— У вас дома много фотографий? — спросил он, чтобы поддержать разговор.
— Да, а еще у нас есть попугай, — с удовольствием начала рассказывать девочка. — Его зовут Жаконя. Он вообще-то говорящий, но пока не говорит. Мы с мамой учим его разным словам, а он молчит. Дядя Леша сказал, что это такой попугай бестолковый и его нельзя выучить. А мы с мамой говорим, что можно…
Ее перебил мальчик, сообщив Сэндзу, что у него в деревне живут две большие собаки.
— Я их нарисовал, — добавил он. — Мы сегодня после тихого часа рисовали разных зверей.
— Вы любите рисовать? — спросил Ронни.
— Любим, любим, — хором закричали дети.
Он снова посмотрел на Настю.
— Может, нарисуешь мне своего попугая? Как, говоришь, его зовут?
— Жаконя. А дядя Леша все время называет его «Попка-дурак».
