Лэйни радостно улыбнулась.
— Хорошо.
Ей дали обезболивающее, что освободило ее от ужасных ощущений при схватках.
— А теперь скажите мне, кто этот эффектный мужчина, который спрашивает о вас каждые пять минут? — поинтересовалась сестра, проверяя пульс Лэйни.
— Он правда спрашивает обо мне каждые пять минут? — поинтересовалась в ответ Лэйни, глупо улыбаясь, для чего не было никаких причин. Лучше бы Гаррет Блэкмор сел в машину и уехал в Остин. Почему ей так понравилось, что он беспокоился о ней?
Да потому что он был очень милым парнем, скрывающимся под маской жестокости. Или она обманывала себя?
Как же ей это узнать, если она не даст ему еще один шанс?
Медсестра засмеялась.
— Ну конечно, не точно каждые пять минут, но почти так. Хотите, я позову его, чтобы он составил вам ненадолго компанию? Он не перестает заглядывать сюда, когда я открываю дверь.
Не успев подумать, Лэйни произнесла:
— Да, пожалуйста, впустите его сюда.
Это был день для новых начинаний. Возможно, она только что совершила большую глупость, но ей хотелось дать Гаррету еще один шанс.
Гаррет постучал в дверь.
— Можно? — тихо спросил он, открыв дверь и заглядывая в комнату. — Медсестра сказала, что я могу зайти.
Лэйни кивнула.
— Хм… Входите.
Лэйни сидела в кровати, облокотившись на подушки. На ней была тонкая голубая больничная сорочка, немного приподнятая, потому что на животе у нее торчала какая-то мудреная штуковина. Это нечто было соединено с аппаратом, стоящим на полу. Нижнюю часть ее тела прикрывала простыня.
— Как дела? — неловко спросил Гаррет.
Когда он шел в ее палату, то не представлял даже, какую близость и привязанность вдруг почувствует. Ему необъяснимо хотелось остаться с ней.
— Я устала, — Лэйни сосредоточенно смотрела на него. — И совершенно очевидно, что мне нужна компания. — Добродушная усмешка в ее голосе и улыбка на лице смягчили иронию этой фразы.
— Очевидно? — Гаррет сделал пару шагов вперед. Она смотрела на него как на обыкновенного человека, а не как на людоеда, слава богу! Ему это понравилось. Очень понравилось. — Что это такое? — спросил он, кивнув на аппарат, стоящий на полу.
— Монитор, сообщающий о состоянии ребенка, — объяснила она, дотронувшись рукой до ремня на животе. — Он показывает, когда у меня схватки. Как, например, сейчас. Смотри. — Она указала на распечатку.
Гаррет взглянул на Лейни, потом на монитор, потом опять на Лейни.
— Почему же тогда ты выглядишь совсем не так, как обычно, когда у тебя бывают схватки?
Лэйни рассмеялась.
— Мне дали обезболивающее, как только привезли сюда.
Гаррет не мог оторваться от нее, прикованный сиянием ее глаз.
— Ясно, — сказал он, хотя ему ничего не было ясно. Он понятия не имел о том, что она ему объясняла, но она уже не испытывала боли, и это его радовало.
Гаррет пытался найти тему для разговора. Теперь, когда он был здесь, он не знал, что ему говорить, как себя вести. Он раньше никогда не был в больничной палате у женщины, которая вот-вот должна родить.
— Ты не голодна? Хочешь, я попрошу, чтобы тебе принесли чего-нибудь поесть?
Гаррет осознал, что за окном был уже почти полдень. Он и сам немного проголодался.
Лэйни покачала головой.
— Я бы с удовольствием съела что-нибудь, но пока нельзя. А ты сходи в кафе, если хочешь.
Гаррет и подумать не мог, что он пойдет в кафе, в то время как она будет лежать и голодать.
— Я не хочу, — солгал он в ответ.
— Знаешь, ты мог бы присесть.
Лэйни чувствовала, что Гаррет не сводит с нее глаз. Он сел в кресло рядом с кроватью. Из холла доносился плач ребенка.
— Симпатичная больница, — сказал Гаррет.
Лэйни потянулась за стаканом со льдом и поднесла его к губам. Она похрустела кусочком льда и проглотила его, прежде чем ответить.
— Дир-Крик — вообще милый городок. Это замечательное и безопасное место для жизни с детьми.
Лэйни не могла избавиться от предчувствия, что следующим приказом Уолтера будет то, чтобы она растила его внука в Остине. Она задумалась, сможет ли заранее избавить себя от этой проблемы, убедив Гаррета в том, как прелестен Дир-Крик.
Ее опять вдруг пронзила боль. Неужели прекращается действие обезболивающего? Интересно, когда вернется сестра?
— А ты подобрала имена? — спросил Гаррет.
— Да, Анна Мария, если будет девочка. Анна — в честь моей бабушки, Мария — в честь мамы.
— Прелестное имя, — отозвался Гаррет. — А если мальчик?
— Далтон. Далтон Бенджамин. — Лэйни вдруг ощутила инстинктивную потребность защитить себя. Она не хотела сейчас думать о том, что Гаррет не уверен в отцовстве Бена… Но она не могла этого забыть. — Далтон — так звали моего отца, а Бенджамин…
Гаррет помолчал.
— Тебе, должно быть, грустно, что Бена нет рядом в такой день.
Выражение его лица стало напряженным.
— Конечно, мне бы хотелось, чтобы он был здесь, — ответила Лэйни. — Жаль, что мой ребенок никогда не узнает своего отца…
Она проследила взглядом, как Гаррет поднялся и, засунув руки в карманы шорт, подошел к зашторенному окну. Она представила, как близки они были с Беном в детстве, и ее вдруг как громом ударило: ведь Гаррет, наверное, тяжело переживал смерть Бена. И ей стало стыдно, что она об этом даже ни разу не подумала.
Неожиданно у нее появилось непреодолимое желание рассказать Гаррету всю правду, потому что он имел право ее знать… и еще потому что, возможно… возможно… он ей поверит.
— Мы с Беном никогда не говорили о детях, — почти прошептала Лэйни.
Гаррет повернулся к ней. Он стоял спиной к окну, и его лицо оставалось в тени.
— Правда?
— Да, — Лэйни сглотнула, заставляя себя продолжить разговор. — Не думаю, что в таком браке нужно было заводить детей.
Казалось, все звуки, ранее доносившиеся с той стороны двери, резко утихли. Все, что занимало сейчас внимание Лэйни, было затененное лицо ее собеседника и долгий вздох перед тем, как он заговорил.
— Но ты же говорила, что любила его…
— Я любила…
Казалось, Гаррет не сразу понял, что имеет в виду Лэйни. Он подошел к ней, и лампа, стоящая у ее кровати, осветила его печальное лицо.
— Ты хочешь сказать, что он не любил тебя, что он не был счастлив? Да он же бросил все ради тебя!
— Это было не ради меня… Он хотел вырваться из рук Уолтера, чтобы тем самым привлечь к себе его внимание. Он хотел, чтобы отец понимал его и любил, любил таким, каким он был, а не таким, каким его хотел видеть Уолтер.
