— Да что вы говорите? — заинтересованно подался вперед Брет, подперев ладонями подбородок. — Пожалуйста, расскажите.
— Хорошо, если сможете переварить такую кровавую историю за ужином.
Она откинула назад волосы и невольно приняла такую же, как у него, позу.
— Был такой парень, Мартин Коллинз. Я была в него безумно влюблена, а он выбрал Джесси Винфилд, миленькую блондиночку с томными глазами. Я просто бесилась от ревности. Я в одиннадцать лет была долговязой, костлявой, одни глаза да локти. Как-то я встретила их и очень расстроилась, потому что он нес ее портфель и еще крикнул: «Даю голову на отсечение, это же Покахонтас!» Именно насмешка все и решила. Я придумала план мести. Сбегала домой за маленькими ножницами из маминой коробки для шитья, раскрасила лицо ее лучшей помадой и вернулась караулить жертву. Подкралась к нему сзади, уловила подходящий момент. Прыгнула как пантера на добычу, прижала его к земле и стала кромсать его волосы. Он вопил что есть мочи, но я не знала пощады. Подоспели мои братья и оттащили меня, и он убежал, как жалкий бледнолицый трус, домой, к мамочке.
Брет расхохотался, запрокинув голову.
— Меня наказали, конечно. — Хилари подняла рюмку, в которую Брет подлил вина во время ее рассказа. — Но дело того стоило. Мартин несколько недель ходил в шапке.
Принесли пиццу, и за едой они разговаривали как старые друзья. Хилари бы никогда не поверила, что такое возможно. Когда был доеден последний кусочек, Брет откинулся на стуле и серьезно посмотрел на нее:
— Никогда бы не поверил, что у вас такой аппетит.
Хилари улыбнулась. Вино, вкусная еда и непринужденная обстановка заставили ее расслабиться.
— Я нечасто себе такое позволяю, но, когда это случается, перехожу всякие границы.
— Вы меня потрясаете. Никогда не знаешь, что от вас ждать дальше. Вы созданы из противоречий.
— Не потому ли вы меня и наняли, Брет? — Хилари впервые машинально и добровольно назвала его по имени. — За мою многогранность?
Он, не отвечая, с улыбкой поднес рюмку к губам.
Но когда они вошли в ее подъезд, Хилари снова занервничала. Решив сохранять невозмутимость, она дольше необходимого шарила в сумочке в поисках ключей, выигрывая время, чтобы обрести хотя бы видимость спокойствия.
— Хотите… зайти выпить кофе?
Он взял у нее ключи и с улыбкой отпер дверь.
— Я думал, вы не пьете кофе.
— Не пью, но остальное человечество пьет. Так что я держу немного растворимого.
— Вместе с шотландским виски, — сказал он, заходя в квартиру.
Сняв плащ, Хилари вступила в роль хозяйки:
— Садитесь. Я сию минуту приготовлю кофе.
Он тоже снял пальто, небрежно перекинул его через спинку стула и остался в темно-синем свитере крупной вязки и джинсах. Хилари снова отметила его крепкое телосложение и заспешила в кухню.
Там, двигаясь как заводная кукла, она включила чайник, достала из шкафчика кружки. Поставила на стеклянный поднос маленькую сахарницу, молочник, приготовила для гостя кофе, а для себя чай. Грациозно поднесла к маленькому столику, опустила на него нагруженный поднос и улыбнулась с профессиональной непринужденностью высокому мужчине, который в это время просматривал коллекцию ее аудиозаписей.
— Недурной подбор, — небрежно одобрил Брет. — И снова в вашем духе: Шопен, когда хочется романтики, Денвер, когда вспоминается дом. Б.Б. Кинг, если взгрустнется, Маккартни, когда весело.
— Вы так говорите, словно хорошо меня знаете. — Она испытала одновременно радость и обиду оттого, что он так легко угадал, в каком настроении какую музыку она слушает.
— Пока нет, — пожал он плечами, ставя диски на место и неторопливо приближаясь к ней. — Но я над этим работаю.
Внезапно он оказался очень близко, и Хилари поспешила заговорить о будничном.
— Кофе остывает, — сказала она, принялась переставлять кружки с подноса на столик и в волнении уронила ложечку. Они одновременно нагнулись за ней, и его сильные пальцы сжали ее тонкую руку. При этом соприкосновении через руку Хилари по всему телу пробежал электрический ток, глаза потемнели. Она подняла на него взгляд.
Глаза их молча встретились, и она поняла неизбежность того, что должно сейчас последовать. Она же знала, что все шло к этому, с самого момента их первой встречи в студии Ларри. Их тянуло друг к другу, и, когда Брет поднял ее на ноги, она шагнула к нему в объятия, не вдумываясь в причину этого непреодолимого влечения.
Он неторопливо поцеловал ее, сперва осторожно, потом настойчивее, раздвинул языком губы, крепче прижал к себе. Она сплела руки на его затылке. Ни с одним мужчиной она не вела себя так. В мозгу промелькнула мысль, что никто прежде и не целовал, не обнимал ее так, как он. Но все мысли быстро утонули в необузданной волне страсти.
Не прерывая поцелуя, он увлек ее на диван, и она не оказала сопротивления. Он глубоко вдавил ее в подушки весом своего тела, раздвинул ей ноги, не скрывая желания. Губы его скользнули по ее гладкой шее. И вот по венам заструился извечный огонь. В ушах отдавались глухие удары, но Хилари не могла определить, чье это сердце стучит — Брета или ее собственное? Его губы снова с жадностью завладели ее губами, его рука под свитером отыскала ее грудь.
Хилари вся горела от неизведанного прежде желания и отвечала на прикосновения его губ и рук со страстью, которую в себе и не подозревала.
Вот пальцы Брета коснулись ее живота, но когда Хилари почувствовала, что он пытается расстегнуть ей брюки, то попробовала освободиться. Он не обратил на это никакого внимания и продолжал неистово целовать ее губы, а потом покрыл шею обжигающими поцелуями.
— Брет, не надо. Пожалуйста, нет!
Он оторвался от ее шеи и взглянул в ее ставшие бездонными глаза, огромные от страха и желания. Он тяжело дышал. Хилари в смятении поняла, что решение продолжать дальше или прекратить будет принадлежать только ему.
— Хилари… — пробормотал он и снова нагнулся к ее губам, но она отвернулась и уперлась ему в грудь:
— Нет, Брет, довольно.
Он выдохнул и отодвинулся от нее, встал, вытащил из оставленного на столике золотого портсигара сигарету. Хилари села, обхватив колени руками, и опустила глаза, чтобы не встречаться с ним взглядом.
— Я уже понял, что вы очень многогранная натура, — сказал он, с силой выдохнув облачко дыма. — Но не подозревал в вас жеманства.
— Это не жеманство! — воскликнула уязвленная грубостью тона Хилари, вскидывая голову. — Вы несправедливы. Только потому, что я попросила остановиться… — Ее голос дрогнул. Она была смущена и растеряна и испытывала нелогичное желание снова оказаться в его объятиях.
