— Так когда вы жениться-то будете? — спросила меня мама в очередном разговоре по телефону. — С весны собираетесь.
— Когда я забеременею, — ответила я привычно. Подруги тоже постоянно об этом спрашивали, и отмазка всегда прокатывала.
— Что, прямо с пузом пойдешь в загс? — спросила мама.
— Почему с пузом? Мы сразу поженимся… наверное.
Голос мой прозвучал неуверенно. Как раз накануне Захар решил меня просветить и долго рассказывал о «биохимической беременности», о том, что большинство зачатий заканчиваются самопроизвольными выкидышами — так природа избавляется от нежизнеспособных эмбрионов — и что считать беременность свершившейся стоит только с началом второго триместра. Так что, может, придется и правда замуж месяце на пятом-шестом идти. С животиком уже.
Вечером я долго ходила вокруг Захара, все думая: спросить или не спросить? Когда? Когда мы поженимся-то? А вдруг что-то случится до рождения или даже в родах? Если ему так важен ребенок, то, может, он захочет уже после его появления на мне жениться? Получается, я буду рожать без мужа?
Слишком много мыслей — тревожных, печальных. Таких, какие давненько меня не посещали.
— Что ты мнешься, Нин? — заметил наконец Захар мои терзания. — Кстати, я тебя к врачу записал на завтра, отпросись с работы.
— К-к-какому врачу? — удивилась я.
— Репродуктологу. Будем тебя проверять, почему ты не беременеешь.
— А ты уже проверился сам? — ощетинилась я мгновенно. Почему-то вспомнились слова Максима про хорошие границы. Это тот самый случай, когда пора их выставлять?
— У меня. Все. В порядке! — отчеканил Захар, глядя мне в глаза. — И не хочу больше об этом слышать.
Что поделать — я отпросилась. Захар со мной не поехал: ему-то надо было работать, а вдвоем отпрашиваться, как он сказал, было бы нехорошо.
Половину крови из меня забрали на анализы, вторую половину попортили стенаниями о том, что в тридцать рожать уже поздно, «где ж вы раньше были?»
— Сексом без презерватива занимались когда-нибудь? — спросила репродуктолог прямо в процессе осмотра на кресле, недовольно поджимая губы.
— Ну да, разумеется, — удивилась я вопросу. — Мы же пытались зачать…
— Нет, я имею в виду, до того как с вашим мужем решили завести ребенка. С другими мужчинами.
Мужем…
Я мысленно фыркнула.
Занималась ли я… Черт…
— Да, занималась, — ответила я ровным голосом, стараясь не выдать, какие именно воспоминания на меня нахлынули. Широкий подоконник, тесный лифт, безумие и жар под кожей, золотые звезды под веками…
Черт, вот возбуждаться, когда у меня внутри всякие железные штуки и еще чужие руки, — не самая лучшая идея.
— Вот потому и не можете забеременеть! — назидательно сказала репродуктолог. — Организм настроился на ребенка от того мужчины и другого не принимает.
— Что это за… — Я попыталась сформулировать повежливее. — …новые веяния в науке?
— Это мой многолетний опыт! — отрезала репродуктолог.
Мда, выбрал Захар врача…
Спустя неделю и много-много крайне неприятных и болезненных процедур, этот самый врач была вынуждена признать:
— Не вижу никаких объективных причин вашего бесплодия.
— Только субъективные?.. — пробормотала я.
— Да, Нина, только субъективные. Вспомните, что я говорила про мужчину, с которым вы блудили.
«Блудили!»
Слово-то какое.
Но я попыталась быть хорошей девочкой и уточнила:
— И что, теперь ребенок у меня получится только с ним?
— Нет конечно! Но вам придется постараться, чтобы переключить ваш организм на мужа. Нагулялись — теперь расплачивайтесь.
Я с трудом, но подавила порыв выкинуть всю папку с результатами обследования в мусор. Пусть Захар убедится, что дело не во мне, и сам сходит к врачу.
Но его почему-то это не убедило.
— Ну… Наверняка они не все еще проверили.
Вот и все, что он сказал, тщательно изучив результаты анализов и обследований.
Я долго стояла и возмущенно смотрела, как он как ни в чем ни бывало щелкает каналами на телевизоре. Шваркнула папкой об стол и ушла на кухню.
Захар явился туда через час.
— Чем это вкусненьким пахнет? — поинтересовался он.
— Сметанный пирог, — буркнула я. Злость надо было куда-то утилизировать, и я выбрала кулинарию, хотя хотелось, конечно, взять в руки огнемет. Но разрешение на оружие я еще не получила. Надо было сразу Максима попросить и его подписать.
— Бросай эту ерунду, пошли… — Захар схватил меня за руку и потянул к выходу из кухни.
— Погоди, хоть плиту выключу! — дернулась я.
— Идем, идем…
— Что за спешка?
— Ну как же… — Захар схватил меня за вторую руку и уже настойчивее потянул в сторону спальни. — Судя по исследованиям, у тебя сейчас овуляция. Самое время делать ребенка!
— Ты вообще о чем-нибудь кроме этого чертового ребенка можешь думать?! — возмутилась я, тормозя на пороге. — Ты как будто меня саму уже не хочешь, все только о ребенке да о ребенке!
— Ты же тоже хочешь ребенка? — удивился Захар.
— Но я не хочу, чтобы ВСЯ наша жизнь крутилась только вокруг этого!
— Ты же знаешь, что для меня это важно.
— Важнее меня? Тебе вообще я нужна или…
Я не смогла договорить, потому что по взгляду Захара поняла, что ответ мне не понравится.
— Серьезно? — спросила у него. Отлепила его руки от себя, отошла в сторону. — Нет, серьезно?!
— Вас, женщин, не поймешь! — скривился он. — Не хочешь ребенка — мудак. Хочешь — опять мудак!
— Может быть, мы, женщины, все разные?
— Просто признайся, что у тебя нет материнского инстинкта! У тебя и депрессия была от того, что ты неправильная. Что-то с гормонами, наверное. Не так развивалась.
— У тебя в бумажках написано, что со мной все в порядке, — фыркнула я. — А вот твою спермограмму я так и не видела…
— Я ТЕБЕ УЖЕ СКАЗАЛ, ЧТО Я ЗДОРОВ!!! — взревел Захар, развернулся и ушел, хлопнув дверью спальни.
Я всхлипнула.
Что за ерунда?..
Почему все так?
В декабре я долго сидела в ванной, купала пальцы в струе воды из крана и смотрела на нее, не зная, как выйти и как сказать Захару, что у нас опять не получилось.
Он постучал сам. И все понял по моему лицу.
— Если бы ты не закатила тот скандал в овуляцию, уже была бы беременна! — заявил он.
Я молча ушла в спальню и пролежала там до самой ночи, тупо глядя в стену.
Больше года прошло с момента, как я последний раз звонила своему психотерапевту. Может быть, пора?
Я вертела эту мысль день за днем.
На улицах вновь расцветали разноцветные новогодние огни, распушались елки, гремели фейерверки, усталые люди с надеждой ждали окончания года, думая, что в новом все непременно изменится.
А я ходила, глядя на мир, как сквозь пыльное стекло, плохо пропускающее звуки, и думала: зачем мне елка? Зачем мне украшать дом? Для чего? Для кого?
Захар со мной почти не разговаривал, но это меня даже не тяготило. Я была рада, что он не тащит меня в постель при любом удобном случае и не заставляет потом лежать, задрав ноги вверх, чтобы повысить шансы на беременность.
Лучше никак, чем так.
— Я тут подумал про Новый год и решил, что мы… — начал Захар как-то в конце декабря.
— Ты решил?! — Я даже не стала дослушивать. — Ты. Решил. А меня спросить? Ты вообще меня не собираешься ни о чем спрашивать? Сам решил, сам сделал, пофиг, что я там считаю! Хочу ли я машину, хочу ли я ребенка, хочу ли я замуж! Ты все решил, а потом просто ходишь вокруг и продавливаешь, что хочешь сам!
— Нина…
— Что — Нина?! — взорвалась я. — Мог бы хотя бы из вежливости спросить!
— Да ты психованная! — не выдержал и он. — Рано тебя выписали! Я бы еще и в дурку положил!
А я ведь рассказывала ему все. Вообще все. Всю свою историю. Свою тоску, свою радость, свое возвращение из темных коридоров, по которым бродила годами.
