– Ты, – проговорил он, целуя ее плечо, – просто прелесть. Красотка.
Она неистово притянула его к себе, и он очень быстро вошел в нее, но сам любовный процесс оказался долгим, медленным, сладким, не поддающимся описанию. Когда все завершилось, она плотно прижалась к нему, борясь со сном.
Он нежно ее потряс.
– Тебе еще надо на поезд?
– Нет.
– А, понятно, – проговорил он, – так поезд был твоей отговоркой, не так ли, моя славная?
– Ну…
Теперь она не хотела вырываться на свободу. Она положила голову ему на грудь, но он все—таки дотянулся до ящика, достал часы и улыбнулся.
– Прости меня, сага. – Он зевнул. – Я должен сделать один очень—очень быстрый звонок по телефону.
– Не уходи.
Этот телефонный звонок вернул ее обратно на землю, пока она лежала и слушала, как он разговаривал на итальянском. Бог знает, что он говорил и с кем.
Это была мелочь, но, может, именно она помогла ей забыть о ее несбыточных мечтах.
У Луки была своя жизнь в чужой стране, а она была лишь крошечной частичкой его жизни. И кто знает, как надолго? Может быть, не дальше следующего утра.
Ева открыла глаза и на долю секунды задумалась, где она находится. Она видела очертания лондонских крыш через незанавешенное окно, видела и мужчину, спящего рядом. Она почти не чувствовала собственного тела, может быть, ощущала одну только сладостную леность, последний признак долгой и бурной ночи. Бесшумно повернув голову, она посмотрела на него. Он был прекрасен во сне. Размеренное дыхание поднимало и опускало хорошо развитую волосатую грудь. Его голова чуть повернулась набок, рука подпирала лицо, длинные ресницы, отбрасывая тень, создавали две темные арки. Возникал удивительный контраст с освещенными участками золотисто—оливковой кожи.
Снова уставившись в потолок, она издала легкий вздох. Понять это можно было двояко: и как удовлетворение, и как сожаление, что ночь позади. Давненько, однако, не попадала она в острые любовные приключения, а в подобной ситуации вообще никогда не бывала – отбросившая все запреты и занявшаяся любовью с человеком, который, по его собственным словам, был "почти посторонним". Надо сказать, у нее почти не было отношений с мужчинами… Внезапно ее поразил факт, что последний раз это было два года назад. Тогда все было иначе. Длительная подготовка к любовной связи, которая, она была уверена, скоро закончится, а у нее так и не будет определенности в чувствах.
Для нее это было жутко нехарактерно: хладнокровная, спокойная, здравомыслящая Ева Питерс – и вдруг ныряет в постель. И потому только, что находит человека неотразимым. С ним же такое наверняка случается постоянно.
– Почему ты нахмурилась, сага? Я думал, мы распрощались с плохим настроением еще прошлой ночью.
Она вздрогнула. Мысли так поглотили ее, что она и не заметила, как он проснулся. Между тем черные глаза, затененные опущенными ресницами, уже несколько секунд вели скрытое наблюдение. Его развитое тело привольно раскинулось, подобно тигру под утренними лучами солнышка. Выглядел он расслабленным, но за этим скрывались затаенная сила и власть.
Она выдавила беззаботную улыбку.
– Разве?
– Мне показалось.
Он дотянулся до нее и погрузил пальцы в ее шелковистые блестящие волосы. Это была невероятная ночь, но он заранее знал, что она будет именно такой. Он так сильно жаждал эту девушку, что по—другому и быть не могло. Сейчас, утром, наступило уже другое желание, продиктованное иными эмоциями. Это было так же неизбежно, как тот факт, что за ночью следует день. Ночью было волнение в предвкушении неизведанного, сладкое ожидание и предвосхищение того, что будет дальше. Ночью был водопад горячих объятий и вулкан торжествующей любви.
А утром?
У него возникло привычное чувство, не важно, хорошее или плохое, но в любом случае то самое, за которым могло последовать только одно продолжение.
Существовали негласные правила, и он задал себе вопрос, знала ли их она, как их знал он? Правила, касающиеся границ и ожиданий. Он никому не принадлежит. И никогда не принадлежал.
– Пододвинься и поцелуй меня, – сказал он.
Сказал вовсе не грубо, напротив, с какой—то затаенной нежностью.
Но Ева увидела в его глазах нечто такое, что заставило ее вздрогнуть в дурном предчувствии. Она поняла вдруг, что в этот утренний час он слишком себя контролировал. Под этим контролем оказались его чувства и желания. Она видела, как он хотел ее. Но это было физическое желание. А что душа? Ее смутила какая—то прохладная сдержанность в его черных глазах. Эти глаза наблюдали за ней, как наблюдают за лошадью, которая еще способна бежать, которая не до конца ослабела и еще не собирается рухнуть. Они ждут, что будет дальше, ожидают ее реакции.
Боялся ли он, что она захочет слишком многого?
Опасался ли, что она станет прилипчивой, или беспомощной, или требующей чего—то, или еще какой-нибудь, что подсознательно бывает с женщинами, которые попадают под чары мужчины. Ну, ему на сей счет можно было не волноваться! Она искривила рот в улыбке, благодарная в тот момент судьбе за свою работу, которая научила ее скрывать свои истинные эмоции. Даже когда ее мать умерла, она вернулась в студию уже через месяц и смогла на работе управлять собой и сдерживать свои чувства.
Конечно, проницательные зрители все—таки звонили и спрашивали, все ли у нее в порядке. По совету редактора она упомянула о смерти матери. Пришлось делать целую программу на тему тяжелой потери близкого человека, ее забросали письмами люди, прошедшие через подобную ситуацию. Они горели желанием поделиться опытом и поддержать ее. Телевидение учило контролировать эмоции; а вскоре она поняла, что камера могла и лгать.
– Почему бы тебе самому не поцеловать меня? – предложила она.
Он перекатился к ней, торопливо соорудив на губах улыбку. Вот оно как! Она не из тех, кто будет его зацеловывать, приговаривая, что он самый замечательный любовник на свете. Он приблизил к ней свой рот.
– Так?
Сладкая до боли красота этого поцелуя грозила тем, что у Евы снова захватит дух. Она закрыла глаза.
– Так, – хрипло прошептала она.
Он долго занимался с ней сексом, казалось, лишь для того, чтобы доказать, что он превосходный любовник. Она дважды прокричала его имя. С ней такого никогда раньше не было. Никогда. В таких вещах нельзя признаваться, особенно мужчинам, у которых «эго» как у Луки.
Он расслабился, увидев ее улыбку мечтательной удовлетворенности, и нежно убрал несколько прядей волос с ее запотевшего лба.
– Как долго ты можешь здесь остаться?
– Я уйду после ланча. В котором часу у тебя самолет?
