Он просто сбежал. Тесть не осудил его, мнение Жаклин его не интересовало, но чувство вины за малодушие осталось… Раз в год Вэл приезжал к сыну, они месяц проводили вместе, но близости так и не возникло. Мальчик с каждым годом становился все больше похож на Лейлу, видеть его было мукой. Сын как будто чувствовал это и старался держать дистанцию. Гуляя вдвоем по городу, они производили впечатление благополучной пары — отец и сын, но оба чувствовали, что здесь что-то не так.
Вэл вздохнул и подумал, что нельзя столько лет прятать голову в песок. Дику почти десять. Если он не найдет в себе сил вернуться в Америку и попытаться наладить отношения с сыном, он никогда его не обретет. Каждому из нас нужна настоящая семья, пусть она будет не совсем такой, как это представляется в мечтах. Они должны жить вместе, и сын должен знать, что у него есть отец, который будет с ним всегда и который его любит. То, что в их жизни не появится женщина, ну что же, живут же другие…
Для решительного шага Вэлу не хватало совсем немного: он должен был его сделать.
Вэл потянулся к тумбочке и взял конверт с отчетом куратора, но отложил его. Пожалуй, на сегодня хватит. Он уже обо всем подумал. Ничего нового она не напишет: оценки такие-то, мальчик скучает, при его способностях он должен учиться лучше, вчера мы ходили кормить уток в парк, что делать на каникулах… Он и сам все это знает.
Следующее письмо обрадовало его своей неожиданностью. Оно было от его учителя — всемирно известного профессора Берка Бриджеса.
«Дорогой Вэл!
Думаю, что имею право и по прошествии стольких лет обращаться к тебе «дорогой», поскольку ты никогда не переставал быть одним из моих самых успешных и перспективных учеников.
Тем более что, к радости моей, ты и на другом поприще сумел найти время для того, чтобы заниматься научной работой. С большим вниманием и удовольствием слежу за твоими публикациями в медицинских журналах. Могу сказать, что многие выводы по поводу новых методик лечения пулевых ранений в условиях ведения современных войн и организации медицинской помощи привели меня к мысли, что ты должен поделиться своими знаниями с коллегами. Понимаю, что работа полевого хирурга не предполагает активного участия в научной жизни, поскольку обязанности службы не дают такой возможности, но думаю, что могу предложить тебе альтернативный путь. Насколько я знаю, ты бываешь в наших краях хотя бы один раз в год. Я хочу пока в частном порядке предложить тебе от имени университета прочитать курс лекций по полевой хирургии. Никто, кроме практикующего хирурга, не сможет так рассказать об этой области медицины. К тому же считаю, что твои аналитические способности наряду с практикой проведения операций помогут скорректировать материалы учебных пособий и практических занятий. Но это дело будущего. Если тебя заинтересовало мое предложение, прошу связаться со мной как можно быстрее, чтобы мы оформили приглашение в надлежащей форме.
Очень надеюсь на положительное решение вопроса. В любом случае я выражаю огромную признательность тебе как настоящему врачу и настоящему патриоту.
С уважением,
Берк Бриджес, профессор медицины»
Вэл улыбался, читая витиеватый слог. Он хорошо представлял себе, как профессор все это произносит. Он был довольно странен даже для академической среды, но лучше его рук, ума и интуиции пока ничего не было. Сказать, что Вэл был польщен, это ничего не сказать. Он был безмерно рад и горд. Признания самого мэтра — это чего-нибудь да стоило! Когда он посылал свои заметки в журналы (назвать их статьями у него не хватило бы наглости), он никак не мог представить, что профессор Бриджес обратит на них внимание. Когда он ночами писал свои наблюдения, им руководило только одно желание — рассказать коллегам о своих проблемах, наблюдениях и находках. Но чтобы быть удостоенным приглашения читать лекции! Это значило только одно — мозги его не уснули, не попали в кабалу рутины, что он что-то может.
Вэл не ожидал, что желание вернуться в науку все еще живет в нем. Кроме того, голос профессора как будто повернул время вспять — туда, где он был молод, счастлив, успешен и жизнь ровной лентой лежала у его ног. Вэл громко вздохнул и широко улыбнулся. Ему тридцать пять, всего тридцать пять… Он еще столько может сделать… И вдруг подумал о том, что письмо профессора пришлось как нельзя кстати. Может быть, это судьба? Может быть, настало наконец время вернуться?
В дверь тихонько постучали.
— Открыто, — крикнул Вэл и сам удивился своему голосу: полному и звонкому.
— Я не помешаю? — В дверях появилась Эстер и застыла на пороге.
Что он мог ей сказать? Что вообще можно сказать женщине, которая два года по пятам ходит за ним и не сводит с него влюбленных глаз? Женщине, красивее которой трудно найти, но которую совершенно не любишь?
— Но ты же уже здесь, — заметил Вэл.
— Прости, я знаю, что сегодня был тяжелый день…
— Да ладно, у нас все дни тяжелые, — махнул рукой Вэл и сгреб все письма: ему не хотелось, чтобы Эстер их видела. — Что-то случилось?
— Нет, все в порядке, — ответила Эстер, пробираясь поближе к нему. — Я присяду? — Она показала рукой на его узкую холостяцкую кровать.
Кроме кровати в комнате был еще и стул, но Вэл прекрасно понимал, почему Эстер предпочитает кровать. Она все еще надеется, что сможет вернуть ту единственную ночь, которую они провели вместе. Для него было полной неожиданностью, когда два года назад к ним в отряд поступила новая медсестра. Когда он увидел ее, у него аж дух захватило — такая она была красивая. Даже больше чем красивая… Ей бы инопланетянок играть, подумал тогда Вэл. Европейское лицо с абсолютно правильными чертами: точеный ровный нос, высокие скулы, потрясающей красоты огромные глаза, маленькие ушки тоже какой-то совершенной формы, белейшая улыбка, высоченная шея… Всех этих красот было так в избытке, что согласиться с тем, что перед ним обыкновенная земная женщина, сил не было. Все это как-то зашкаливало. К тому же великолепная фигура, тонкие нервные пальцы и изящнейшие ступни.
— Откуда такая красота в наших широтах? — спросил он у вездесущей сестры Керри.
— Господи, доктор, да это же ваша пациентка, — засмеялась она. — Неужели не помните?
— Не помню, — признался Вэл. — Не думаю, что я мог бы ее забыть.
— Ну, тогда она была почти зеленая… Помните в Эфиопии девочка с перитонитом? Мы еще не сумели спасти ребенка…
И Вэл моментально вспомнил. Он тогда грезил о встрече с Лейлой. Ему было жалко эту маленькую дурочку, которой муж не разрешил обратиться к врачу, как только начались боли. Он действительно спас ее. Но он не помнил, чтобы она была такая…
