— Значит, этот парень приставал к тебе?
Она кивнула и пояснила:
— Но хуже всего то, что он мнил из себя больше, чем представлял на самом деле.
— Я же предупреждал тебя…
— Конечно, как же я могу обойтись без ваших советов, мистер Редферн.
Он не обратил внимания на иронию, прозвучавшую в ее словах, и приготовился слушать дальше. Но Жаклин молчала. Тогда он решил взять инициативу в свои руки.
— Скажи мне, когда полиция узнала о письме?
— Точно не помню. Но, думаю, сразу же. Однако впервые вмешалась, когда взорвали мою машину.
— Когда это произошло?
— Спустя два дня после выхода на экран рекламы презервативов.
— Так. А ты была единственной актрисой, снявшейся и в сериале, и в рекламе?
— Да, но…
— Тогда полицейские должны были бы обратить на это внимание.
— Роналд, послушай. В рекламе не упоминалось имя актрисы. И никто, кроме нескольких человек, делавших ее, не знал, что это я.
— И, естественно, все подумали, что на твою жизнь покушался некто, не имеющий к кино никакого отношения.
— Перестань! Вообще ужасно думать, что кто-то хотел убить меня. И особенно — кто-то из тех, с кем я работаю.
— Извини, дорогая. Но мы должны иметь это в виду.
Она покачала головой.
— Не могу. Это невозможно.
Роналд почувствовал, что к ней вновь подступает страх. И в следующее мгновение она подтвердила его подозрения, воскликнув с дрожью в голосе:
— О господи!.. Что же мне делать? Это похоже на дурной сон!
Ему хотелось обнять ее и прижать к своей груди. Но он понимал, что будет лучше, если он отвлечет ее от грустных мыслей.
— Выкрутимся как-нибудь, девочка, — пообещал он. — Послушай, а почему бы тебе не заказать что-нибудь вкусное, пока я принимаю душ?
Через полчаса под звуки приятной мелодии, доносившейся из радиоприемника, они распивали бутылку шардонэ, сидя рядышком на диване перед журнальным столиком и всячески избегая в разговоре упоминания о поджогах, взрывах и угрозах.
Жаклин заказала себе только салат, но, почувствовав, что при виде еды у нее разыгрался аппетит, она принялась таскать креветки с тарелки Роналда.
— Предупреди меня, когда в следующий раз будешь воровать у меня еду, — я сделаю вид, что не замечаю этого, — поддразнил он ее.
Жаклин чопорно и надменно взглянула на него.
— Моя мама говорила, что леди никогда не воруют.
— А твоя мама не говорила, что леди сами чистят себе креветки?
— Нет. Но я считаю, что намного приятнее, когда это делает для тебя кто-нибудь другой.
— Да. Я это понял.
— Поверь мне — это именно так.
И на ее лице появилась слабая улыбка, несказанно его обрадовавшая.
— Очевидно, ты не изучала правила этикета, иначе бы не набрасывалась на еду как голодный волк.
— И это говоришь мне ты? Ты, который настаивал, чтобы я съела хоть что-нибудь?
— А ты когда-нибудь делала то, что я просил тебя?
— Много раз. И кроме того…
Выражение тревоги, появившееся на лице Роналда, заставило ее на секунду замолчать.
— Что? Что случилось? — испуганно прошептала Жаклин.
— Я жду вспышки молнии, раската грома, который сейчас раздается в этой комнате.
— Ах ты… чудовище!
— Голодное чудовище. И если ты не собираешься есть вон ту креветку, то отдай ее мне.
— На, возьми! — смеясь, воскликнула Жаклин. — Я всегда готова отдать последний кусок страждущему.
Роналд взглянул в искрящиеся смехом глаза девушки, сидящей рядом с ним, и тут же понял, что совершил большую ошибку. Сердце его бешено заколотилось. Он почувствовал такое сильное желание, что, словно от боли, стиснул зубы, стараясь сдержаться.
Сумрачное выражение, появившееся на лице Роналда, удивило Жаклин и она подумала: уж не предложит ли он новые правила игры? Но нет, не похоже. В его жестком взгляде она увидела непонятную решимость.
Доедая последнюю креветку, она пробормотала:
— Да, они действительно очень вкусные. Хочешь, закажем еще?
Она предлагала креветки, а он хотел совсем другого. Роналд с раздражением схватил ее руку.
— Перестань, Джекки. Когда ты, наконец, станешь взрослой!
От неожиданности она не знала, что и ответить. Смутные догадки застигли ее врасплох, заставив почувствовать смущение.
Роналд хочет ее. Она привлекает его как женщина!
Допустим, она не ошиблась, но это его проблема. А вот что происходит с ней самой?
— Скажи, кого ты хочешь убедить в том, что я еще ребенок? Меня или все-таки себя? — Тон, которым она произнесла это, поразил даже саму Жаклин, но она продолжала как ни в чем не бывало: — Что касается первого, то ты напрасно тратишь время, а насчет второго…
— Сейчас же замолчи, или я уйду!
— Да ну, Роналд, — нервно рассмеявшись, сказала она, нежно проводя рукой по его щеке. — Мне это нравится…
— Чего, черт возьми, ты хочешь от меня, Джекки?
— Того же, что и ты от меня.
Роналд понимал рискованность сложившейся ситуации, но и заставить себя уйти из комнаты, как обещал, тоже не мог.
— Конечно, — прошептала она, почти касаясь губами его уха, — я могу ошибаться в том, чего ты хочешь, ведь так? Тогда поправь меня.
Она была соблазнительна, она была желанна. Столько лет он видел в ней ребенка. Затем, позже, — независимую юную особу. Но никогда — соблазнительницу. И вот в одно мгновение все изменилось.
— Я не права, Роналд?
Она придвинулась к нему так близко, что он почувствовал тепло ее тела. «Боже мой, ему следует сказать, что она не права!» Но прежде чем он успел произнести эту явную ложь, ее пальцы нежно коснулись его губ, словно не давая солгать.
— Ведь ты никогда не обманывал меня раньше, Роналд. Так и сейчас не делай этого.
И в следующее мгновение она обвила руками его шею. Роналд не успел опомниться, как начал сам страстно обнимать ее.
— О, Джекки… — Он перешел на шепот.
А она уже не видела и не слышала ничего, только чувствовала, как нежные и сильные мужские руки ласкают ее. У нее слегка закружилась голова.
— Роналд, поцелуй меня…
Ее слова прозвучали как мольба. Их губы встретились. Дрожь, охватившая его, передалась ей, сближая их, сливая в едином порыве.
Впервые в его объятиях была женщина, которая так тонко чувствовала его настрой, которую он хотел так, как никакую другую. Каждая клеточка его тела требовала отрешиться от всех доводов рассудка, забыться, подчиниться голосу инстинкта…
Пожалуй, они оба потом не могли вспомнить, как очутились в кровати. Дрожащими пальцами Жаклин принялась расстегивать пуговицы блузки, безумно желая, чтобы он ласкал ее. Но сильная мужская рука неожиданно остановила ее. В недоумении она открыла глаза, страшась только одного: что он передумал.
