— Знаю. На самом деле я за тебя очень рада, только... Как я буду без тебя?
— Сильно я тебе нужна, с Биллом целоваться!
— Билл — это Билл. А ты — это совсем другое. Лу?
— Чего? В смысле, что?
— Он тебе нравится?
— Кто?
— Твой импресарио.
— Ты что, упала? Нет, совсем нет.
— Хорошо.
— Почему?
— Он и нам с Биллом не нравится.
— Скажите пожалуйста! Эксперты! А что он вам сделал?
— Ничего. Просто не нравится - и все. Надменный какой-то.
— Тебе тоже так показалось, да? Вот и я решила... Мардж, но ведь ему и необязательно быть моим задушевным другом. Так даже проще. Никаких... глупостей.
- Лу?
— Что?
— Только не смейся. А глупости... я хочу сказать, ты... Понимаешь, мы с Биллом...
— Вы уже?!
— Ты что, дура? Билл не такой!
— Что значит, не такой? Больной, что ли?
— Лу Джонс, не смей говорить гадости о моем женихе!
— А ты не смей говорить глупости о моем будущем шурине! Я была уверена, что вы с Билли уже давно...
— Убью тебя сейчас.
— Мардж?
-А?
— Почему ты решила, что я про это знаю?
— Ну... ты смелая. Отчаянная. Я нерешительная. На скрипочке своей играю целыми днями...
— А я, значит, легкомысленная? Развратная?
— Лу, ты психованная, вот что. С Тэдди же ты гуляла два года...
— Ты с Биллом уже восемь лет гуляешь.
— Что ты пристала к Биллу? Я о нас с тобой. И... о глупостях!
— Не знаю, Мардж. Наверное, Билл прав.
— Что-о?
— Он сказал, это можно только почувствовать. Объяснить нельзя.
-Лу?
-А?
— А ты могла бы влюбиться в своего этого красавчика?
— Нет. Не могла бы. Он другой. И он никогда меня не полюбит, а без любви нельзя.
-Лу?
— Марго Джонс! Если ты немедленно не заткнешься и не заснешь... то мы не выспимся!
— Ладно. Последний вопрос можно?
— Валяй.
— Что ты сделаешь с деньгами?
Тишина. Мерное сопение. Марго тяжело вздохнула и повернулась на другой бок.
Лу улыбалась, пялясь в темноту широко открытыми глазами.
Ты нипочем не догадаешься, сестричка, что я сделаю с деньгами! И только попробуй отказаться!
Три дня пролетели быстро. Вещей набралось немного, как Лу и говорила мистеру Бонавенте. Основную часть багажа составляли кассеты с записями, косметика и книги. Лу понятия не имела, есть ли в Италии книги на английском языке, и потому подстраховалась, взяв с собой самые любимые. Диккенс, Теккерей, Вудхаус, Берне... старинные, вкусно пахнущие переплеты.
Честно говоря, сестры Джонс знали эти книги почти наизусть, но без них Лу себе жизни не представляла. И так приходилось себя ограничивать.
Марго не расставалась с сестрой ни на минуту. Билл терпеливо маячил в отдалении, не мешая девушкам.
Мама Роза неторопливо и спокойно собирала дочь в дальнюю дорогу. «Необходимые мелочи» с трудом поместились в пузатенький несессер, число мест багажа достигло трех, после чего Лу решительно пресекла все попытки родни экипировать ее зимними сапогами и пальто.
— Мам, пап, это Италия, а не Гренландия. Кроме того, я смогу купить все на месте.
— Знаю я, что ты купишь! Мини-юбку на меху.
— Мама Роза, там зимой апельсины зреют. И я собираюсь купить вполне нормальную одежду. На крайний случай в Лондоне зайду в «Харродс».
С транспортом вопрос решился при помощи молчаливого Билла. Оказалось, что один из его сослуживцев, старший констебль Райт, командирован в Лондон по каким-то служебным делам. Лу он возьмет с собой с радостью, потому что любит поговорить, а ехать долго. Машина у него не новая, даже, можно сказать, старая, но вполне приличная, так что поедет Лу с комфортом.
В последний вечер Лу спела всю свою программу в ресторане, слезно распрощалась с музыкантами, официантами, поварами, а также с Чико. Последний по торжественному поводу вырядился во фрак и больше, чем когда-либо, напоминал драного кота. Хотя и во фраке.
Чико даже заказал шампанское, а на автобусной остановке, уже провожая Лу, ухитрился все-таки заключить ее в объятия и расцеловать.
— Станешь звездой, не забудь старика. Упомяни в каком-нибудь интервью.
— Я мемуары напишу.
— Это еще не скоро, а мне осталось всего ничего.
— Не ставь на себе крест, Чико. И знаешь, что?
— Что, Лучиана?
— Спасибо тебе. За все.
Чико остался на остановке, маленький, нелепый в своем фраке, махал ей рукой, а Лу ревела, прислонившись лбом к стеклу. Она вообще за эти три дня выполнила десятилетнюю норму по слезам. Буквально все вызывало приступы скорби, даже дохлая мышка, преподнесенная ей Черишем Вторым в знак любви и уважения.
Вечером был прощальный пир, на котором Лу ревела уже в двойном объеме, так как ей вторила Марго. Билл сердито качал головой и иногда воинственно взглядывал на дверь, словно грозя далекому и недосягаемому мистеру Бонавенте. Мистер Джонс вздыхал, мама Роза была спокойна как всегда. Апофеозом вечера стало явление миссис Боттом, которая принесла Лу прощальный подарок в виде песенника сороковых годов, слезно попросила прощения, «если что было не так», и пожелала счастливого пути.
Ночь сестры провели без сна, сидя на широком подоконнике и болтая, болтая, болтая обо всем на свете, словно только встретились после долгой разлуки, а не собирались расставаться.
Утром, в шесть тридцать, Люси Розалинда Джонс с красными глазами и опухшим носом расцеловала в последний раз своих родных и устремилась к славе в стареньком «жучке» старшего констебля Райта. Вначале она только оглядывалась назад и шмыгала носом, никак не реагируя на добродушную болтовню толстячка-констебля, но постепенно природа взяла свое, и уже через час Лу и мистер Райт хохотали и трещали без умолку.
В Лондон они въехали если и не лучшими друзьями, то закадычными приятелями точно. Констебль на удивление хорошо ориентировался в большом городе, и вскоре неказистый, но гордый «жучок» шикарно затормозил перед зеркальными дверями отеля «Плаза». Лу немедленно оробела при виде швейцара, больше напоминавшего генерала, но старший констебль Райт не зря служил в правоохранительных органах. Он лихо выскочил из машины, помог девушке выбраться наружу и небрежно поманил роскошного швейцара пальцем.
- А ну-ка, шевелись, приятель. Эта мисс пробудет в вашей лачуге некоторое время, так что гони сюда носильщиков и проследи, чтобы все было в лучшем виде!
Ошеломленный таким натиском, швейцар взял под козырек, поклонился Лу, и девушка приободрилась. Она нежно распрощалась с констеблем и почти спокойно вошла в зеркально-золотой вестибюль.
