Что ж, похоже, ему действительно следует обратиться к доктору. Ему сейчас это точно не помешает. Он засмеялся.
— Доктор, у меня проблемы с головой.
— Да, мистер Хиггинс?
— Да, доктор. Мне кажется, я схожу с ума.
— Расскажите, что привело вас к такому умозаключению, мистер Хиггинс?
— Моя натура, доктор. Моя натура. Так уж я устроен. Мне совсем не нужен психиатр. Я сам все знаю о себе.
— Очень хорошо, мистер Хиггинс. Хорошее начало. Расскажите мне что-нибудь еще, мистер Хиггинс.
— Что ж, доктор, слушайте. Повзрослев, я выглядел крупным и сильным. Моя натура сделала свое дело. Но я был, как бы вам это объяснить, сэром Галахадом. Помните рыцарей Круглого стола, доктор? Ну, так вот. Я был сэром Галахадом на белом коне. Таким благородным и таким непорочным, изо всех сил старался сохранить свою душу такой же чистой и белой, какой была шкура моего скакуна.
— Вы ирландец, мистер Хиггинс?
— Нет. У меня, правда, есть небольшой акцент. Это я так говорю из-за Мэгги Сван. Она меня знает с пеленок, и я иногда по ночам разговаривал как Мэгги. Меня всегда это успокаивало. Именно Мэгги я обязан своей чистотой. Мэгги и работа. У меня всегда было очень много работы. Я всегда чем-то занят. «Я каждую ночь молюсь за тебя Пресвятой Деве», — говорила Мэгги. И вы знаете, она действительно это делала. Она была единственной женщиной в моей жизни, которая молилась за меня, доктор.
Я не имел женщин до девятнадцати лет. Это случилось в Медицинской школе. Вы можете мне не верить, но я говорю вам как на исповеди. Оттого, что у меня никогда этого не было, я чувствовал себя, ну как бы вам это сказать, неполноценным, что ли. А потом была одна девушка. Когда утром я проснулся, то первое, о чем подумал, так это о Мэгги Сван. Моя белая лошадь стала серой, а ездок черным-черным, как угли в аду. Но мне было хорошо. Я чувствовал себя мужчиной. Я прогуливался по палатам и выглядел в собственных глазах очень значительным. И именно в этот день мне на глаза впервые попалась Джинни. Она проходила стажировку. Боже, что за грустное зрелище она являла собой. С таким огромным носом. А потом, так уж вышло, мы на дежурстве проговорили с ней всю ночь, и я увидел, что это милое существо. Меня поразили ее глаза. Огромные, сияющие, невероятно красивые.
Я выяснил, что она из того же самого города, что и я. Вполне естественно, что мы опять встретились с ней чуть позже. Также естественно и то, что Джинни познакомила меня со своей кузиной. Тут-то все и началось. Она была такой маленькой, такой крошечной, а я большим, крепким парнем. Да к тому же все еще с плащом сэра Галахада. О, она быстро разглядела этот плащ. И мы просто галопом помчались в церковь.
— И что случилось потом, мистер Хиггинс?
— Что случилось потом, доктор? Это мои проблемы.
— Может, поговорим все же обо всем, мистер Хиггинс. Может, стоит рассказать кому-нибудь о своей проблеме. Вы советуете это пациентам направо и налево каждый день.
— А не заняться ли вам своим собственным чертовым делом? Слышите меня, доктор?
— Доктор, доктор, вы меня слышите? Проснитесь. Ну же, давайте, вставайте.
— Боже… Мэгги, это ты? — Он дотронулся рукой до лба. — Который час?
— Половина восьмого. Я принесла вам чашку чая. Вот, нате-ка, выпейте. Вам уже звонили.
— О боже.
— Похоже, вы тут винцом баловались перед сном.
— Полагаю, это и так можно назвать.
— Не стоило бы этого делать. — Она подсунула ему под голову подушку. — Вы всегда так мучаетесь после выпивки. Что ж, принесу сейчас вам пару таблеток. Хотите?
— Да, Мэгги. Принеси, пожалуйста.
Когда она снова появилась в комнате со стаканом воды и двумя таблетками, Пол спросил:
— Кто мне звонил?
— Миссис Огилби. Она хотела, чтобы к ней пришли как обычно.
Пол вздохнул и потер руки. Он действительно обещал зайти к ней. И лучше бы он сделал это. Для миссис Огилби уже приготовили место в клинике.
Пол сел в кровати. Мэгги подошла к окну и раздвинула тяжелые шторы, в комнату ворвался яркий солнечный свет, и он зажмурился. Женщина с упреком посмотрела на доктора, как смотрит мать на провинившегося сына. Мэгги была крупной женщиной, хотя это впечатление складывалось скорее из-за ее толщины, а не роста. Круглое бледное лицо широкими складками плавно переходило в шею, а затем в массивную грудь. Ее глаза, маленькие, темные, глубоко посаженные, видели все сразу насквозь. Из них шел какой-то мягкий свет, придававший всему облику Мэгги добродушный вид. И в то же время в этой женщине чувствовалась сила. Сила, которая могла защитить. Она снова повторила:
— Вам это не на пользу. Стареете прямо на глазах. Ванну приготовить?
— Нет, не сейчас. Сейчас не до этого. Мне нужно идти. Послушай, Мэгги. — Пол покосился на нее. — Завари-ка мне лучше крепкий черный кофе.
— Ладно, сейчас сделаю, — сказала служанка и направилась к двери.
Проходя мимо доктора, она слегка потрепала его по плечу. Он сразу же вспомнил, что видел Мэгги во сне.
Уже через пять минут Пол сидел за столом и пил кофе. Мэгги сходила в приемную за его портфелем, сняла с вешалки пальто и шляпу, а затем принесла вещи на кухню.
— Вы скоро вернетесь?
— Кто знает. Если будет много работы, я попрошу Элси мне немного помочь. Надеюсь, все же я приду на прием вовремя. О, кстати… — Впервые за сегодняшнее утро с его лица исчезло мрачное выражение, и он улыбнулся. — Я совсем забыл тебе сказать, Джинни приехала.
— Да неужто? Когда это она успела?
— Вчера вечером, сразу после твоего ухода.
— О! Замечательно. Сегодня день не будет таким мрачным. — Она добродушно кивнула.
— Боюсь, Джинни не надолго. Чуть не забыл. Ведь я должен отвезти ее в Ньюкасл к двенадцати часам.
— Да? Это что ж за спешка такая? Здравствуй и сразу прощай.
— Послушай, — он наклонился к Мэгги с заговорщическим видом, — она сама расскажет тебе обо всем. Отнеси чашку чая, когда Джинни проснется.
Пока он заводил машину и выезжал из гаража, Мэгги все стояла у открытой двери на кухне и смотрела на него. Благослови, Господь, Мэгги. А Бет угрожает выгнать Мэгги. Пусть только попробует. Мэгги единственное живое существо в этом доме. Если кто и уйдет отсюда, то это точно будет не Мэгги.
Поезд уже подъезжал к Фелбурну. Дженни бросила последний взгляд в зеркало, висевшее на стене купе первого класса. Ее сердце оглушительно стучало в груди. Что будет с ней, когда она войдет в дом!
Наконец поезд остановился, она открыла дверь и вытащила на тускло освещенную платформу три неприлично новых чемодана из свиной кожи. Затем она кивнула носильщику, который, заметив этот жест, направился в ее сторону.