Она оставалась у окна до тех пор, пока пульс не замедлился и прохладный ветерок заметно охладил тело. Все ее ощущения были такими изумительными, невероятно реальными и такими эротичными. Это шокирующее приключение во сне вызывало намного более сильные переживания, чем те, что встречались ей в жизни.
Вернувшись назад в постель, она натянула одеяло и попыталась согреть постель и себя собственным теплом. Закутавшись, попыталась привести в порядок свои чувства, но все время перед ее мысленным взором вставал Кол. Она видела, как он поедает ее глазами. «Нет, — думала она, — была одна Марти, на кого он смотрел так пристально и с такой любовью. Просто я как-то ощущаю, что переместилась в ее кожу».
О боже, та девушка знала, что такое чувства! Глаза Бренн снова открылись. «Что со мной случилось, — спросила она себя. — Я — образованная, хорошо информированная женщина девяностых годов — далеко не наивный ребенок, который получает свой первый жизненный опыт. Но почему Рон не разбудил меня так же, как Кол?»
Она села в постели. «И почему я не видела никогда такого огня желания в его глазах, в его прикосновениях? Боже мой! Вовсе не так уж глупы намеки Анжи, — внезапно ощутив холод, Бренн подтянула ноги, сжалась калачиком. — Может быть, подумать о том, как бы выйти замуж за такого человека, который даст мне те ощущения и страсть, которые я видела пока только во сне. У Рона нет такого вожделения ко мне. Он всегда довольствовался нашими интимными встречами один или два раза в месяц. А теперь, к тому же, наш медовый месяц он хотел бы превратить в деловую поездку». Но в этом его поведении есть, конечно, и ее вина, не так ли? Она никогда не изобретала каких-то особых ласк, никогда не одевалась сексуально для него. Но на самом ли деле он любит ее? Кол сказал это очень просто: «У мужчины есть потребность в женских ласках». И если Анжи права, то, вероятно, Рон удовлетворяет себя где-то в другом месте.
«Хватит! — она одернула себя, остановила ход мыслей в этом направлении. — Я уверена, что мое воображение рисует картины лучше меня». Бренн снова улеглась на подушку и укрылась одеялом. «Просто мы почти постоянно находимся в разных местах. Полагаю, во время нашего медового месяца, когда мы будем чувствовать себя более раскованно, я начну все ощущать, как Марти».
Ее глаза закрылись, и она загадочно улыбнулась, когда снова направилась в мир грез… О боже, да.
— Кол, если ты не перестанешь это делать, то больше не получишь ничего на завтрак, — сказала Марти, отталкивая его от себя.
Кол хмыкнул ей в ухо, рукой обхватил за талию и прижал к себе:
— Теперь ты знаешь, что я ем. К сожалению, мы не можем снова подняться наверх… Я так люблю тебя!
Домывая последнюю тарелку, она реально ощутила свидетельство того, что он, действительно, готов снова доказать свою любовь к ней. Она рассмеялась:
— А я думаю, что наш бык Таргет очень сердит сейчас. Время — двенадцатый час, а мы только еще позавтракали.
— Просто я делаю свое дело так же серьезно, как бык Таргет. И это так просто проверить. Надо только подняться наверх!
— Работа, дело, что за слова! Это напоминает работу?! — Марти бросила сковородку в раковину и повернулась к нему. С озорным выражением на лице она запустила свои мокрые пальцы в его светлые волосы. — Если Бен и Лула рано выедут из города, то они могут быть здесь с минуты на минуту. Поэтому я думаю, что твои мечты о постели лучше отложить до другого времени.
— Ты обещаешь?
Внезапное выражение грусти сменило улыбку на ее лице, и только глаза сияли любовью к нему:
— По крайней мере, мы увидимся в воскресенье. Я буду ждать тебя на дороге, на самой вершине холма — там весьма уединенно. Я не хочу, чтобы мне пришлось делить время нашего последнего свидания еще с кем-то.
Его лицо приняло озабоченное выражение. Он схватил ее за руки:
— Что ты хочешь этим сказать? Мне это неприятно. Ты остаешься здесь? Я приду сюда. И не беспокойся, я поговорю с твоей матерью. Я принесу ей тонны сладостей и цветов. И когда я принесу все это вместе с моей мальчишеской улыбкой, как она сможет в чем-либо возражать или отказать?
— Ты не понимаешь. Матери не покажется заманчивой встреча с ковбоем, — пытаясь улыбнуться, Марти погладила его пальчиками по щеке. — Не знаю, как разгладить твои морщинки.
Кол схватил ее руку и прижался к ней губами, его просящий, нежный взгляд снова вызвал поток слез у нее.
— Ей придется, — сказал он и шепотом добавил, — я не могу отказаться от тебя.
Марти не могла больше вынести такой его взгляд. Она отвернулась:
— Дай мне закончить уборку на кухне. Затем пойдем посмотрим на нашего теленочка. Надо бы убедиться, что его новая мама ухаживает за ним.
Он опустил руки:
— Конечно. Но потом мы поговорим об этом.
Кол взял чашку, налил себе кофе и сел за стол подле нее. И хотя он не произнес ни одного слова, пока она протирала посуду, Марти знала, что он наблюдает за ее движениями.
Он просто не понимал, как люди могли быть так невнимательны к другим, не признавали их за личности. Отец дал ему три года свободы, перед тем как взять на себя ответственность за ведение дел. Если бы другие были так же внимательны к людям, как его отец, то он мог легко бы договориться и нашел бы общий язык. Если бы они не были столь эгоистичны.
Закончив уборку посуды, она раскатала рукава желтого платья и пошла к дверям. Оглянулась и попыталась улыбнуться ему:
— Ты идешь?
Он встал и последовал за ней на улицу, залитую солнечным светом.
— Ты не возражаешь немного прогуляться?
— Я думаю, что это прекрасная идея — пройтись пешком для разнообразия.
— Конечно, черт побери, но я действительно хотел бы подняться снова наверх и получить доказательство твоей любви, — он ухмыльнулся.
Но от этого печаль в ее глазах не исчезла. Она взяла большую, сильную руку в свою и повела его по каменной тропинке к боковым воротам.
— Видишь вон там холм? — она указала на возвышавшийся в отдалении пригорок, покрытый тенистыми дубами. — Оттуда мы могли бы начать отсчет нашей новой совместной жизни.
Когда она немного отстала, Кол сразу умерил шаг, и они зашагали дальше в ногу. Он обнял ее за плечи и тесно прижал к себе:
— Я еще не говорил тебе, как ты прекрасна в этом желтом платье?
Марти почувствовала, что румянец начинает покрывать ее щеки. Он говорил ей, как она прекрасна, бесконечное число раз прошлой ночью, но здесь, при ярком полуденном солнце, его комплимент кажется намного более весомым.
— Конечно, — добавил он, — ничего удивительного, что ты так выглядишь. Ведь ты — моя любовь.
