— В смысле? — я реально не догонял.
— Руслан, так мы решим проблему со школой. Ты не можешь срываться с работы, чтобы забирать Соню; я тоже занята. Мама твоя… — сделала постное лицо. Да, они не ладили совершенно. — Няня, — вообще отвращение на лице, — не хочу чужих баб дома.
— Собственную дочь не хочешь здесь видеть?
Алиса вспыхнула, но вместо стыда, разозлилась:
— Я хочу жить не только ребенком! Ты совсем забросил меня, только Соня, Соня, Соня! Я считаю, что нужно отправить ее в школу на полную неделю, а там посмотрим…
Дверь скрипнула. Я обернулся. Дочь стояла на пороге. Сколько она слышала? Судя по блестящим от слез глазам — достаточно.
— Папа… — прошептала и убежала. Я резко развернулся и, бросив угрожающий взгляд на Алису, побежал за дочерью, а в спину эта мачеха удивленно:
— Почему вы не научили Соню, что в спальню к взрослым нельзя забегать?!
— Да пошла ты нахер! — бросил, убегая.
В комнате дочери не оказалось. Спустился вниз и сразу заметил, что входная дверь нараспашку. Схватил куртку и кинулся к лифтам. Он спускался вниз, я не стал дожидаться и побежал по лестнице. Не молодой уже, но не сильно опоздал. Знакомая куртка кричащего розового в крапинку цвета, скрылась за подъездной дверью.
— Соня! — кричал, пробегая взглядом по заснеженному двору. Где-то скрипнули качели, я бросился на звук. Дочка сидела на ледяной сидушке: без шапки, расстегнутая, в домашних тапочках с зайцами.
— Соня! — остановился рядом. Она не реагировала, смотрела в сугробы и плакала. — Милая, — опустился рядом, — ну чего ты? Не нужно…
— Ты послушаешь ее, да? Отправишь меня подальше, чтобы не мешала.
— Ты правда думаешь, что я бы сделал? Дочь, правда? — заглянул ей в лицо, показывая глазами, что очень ее люблю.
— Нет, — покачала головой и бросилась ко мне в объятия. Я натянул капюшон, застегнул куртку и взял дочь на руки — домой понес.
— Алиса злая. Не хочу такую маму! — твердо решила, оказавшись перед парадной дверью.
— Знаешь, я тоже не хочу.
В квартире было пусто. Отлично. Ушла на балет. Я набрал ванную с пеной для дочки, чтобы отогрелась, а сам достал несколько чемоданов и запихнул в них пожитки первой жены. Хорошо, что на волне первых ярких оргазмов не женился на ней, сейчас бы так просто не отделался. Никогда не считал себя членом на ножках, но с ней поплыл. Хорошо, что затмение было недолгим. Алиса — пиявка, присосалась бы так, хрен стряхнешь.
Она ничего особо в квартиру не привнесла, даже интерьер, который ругала и ассоциировала исключительно с Олей, оставила. Ленивая. Кажется, за тридцать лет научилась только ноги раздвигать. Чемоданы я выставил на лестничную клетку. Если не такая дура — уйдет молча. Но что-то мне подсказывало, что Алиса все-таки дура.
Это я понял, когда в двенадцать ночи она пришла домой, пылая праведным гневом.
— Ты вообще, что ли?! Выгоняешь меня!
— Заткнись, — стал на проходе, оставляя место для маневра только в коридоре. — Ребенок спит. Что тебе не понятно?
— Ты меня бросаешь?!
— Да, бросаю. Как женщина ты меня не интересуешь больше. Как жена тем более. Официально ты мать Сони, но мы оба понимаем, что тебе это все не надо. Лети, бабочка, ищи другой цветок для опыления.
— Нет! Ты мой! Мы должны быть вместе!
Я только тяжело вздохнул: знал, что вечер не будет томным, но все же надеялся.
Теперь я чуть больше понимал причины возвращения Алисы: отец умер, деньги закончились, и она неожиданно вспомнила обо мне. Очевидно, хотела зацепиться за перспективы. Мне прочили должность главного врача Москвы в будущем: это и статус, и деньги — Алисе очень подходит, она ведь из такой семьи вышла.
— Но почему, Рус? — снова попыталась взять меня сочным формами и умелым оральным экспромтом.
— Какой же я дурак, — смеялся сам с себя. — Я ведь думал, что люблю тебя, а я просто хотел мечту. Ты долго была моей мечтой, Алиса. Точнее, думал, что ты ее была. Но, как оказалось, я давно мечтал о другом. О другой…
— Ты всегда любил меня! Я главная женщина в твоей жизни.
— Я люблю дочь! Я люблю Олю, а ты… — снисходительно осмотрел ее: вроде бы красивая женщина, а нутро — сплошное уродливое нечто.
— Ах любишь, — тон стал приторно ласковым. — Я отберу у тебя дочь. Я мать! А твоя Оля после всего с тобой никогда не будет. Гордая сука!
— Какая ты мать?! — рассмеялся. — Ты хуже злой мачехи! Эгоистка и инфантилка. И вообще, закрой свой поганый рот.
Оля была матерью и женой. И любовницей и другом. Я ведь так привык к ней. Начиналось все словно бы только для Сони. Потом закрутилось: секс, страсть, совместимость, женитьба, но я всегда отчего-то был уверен, что это меньше, чем было к Алисе. Оля не была мечтой. Она была реальностью. Лучшей реальностью. И я променял жизнь на химеру. Настоящую жену на бывшую стерву. Мать не по крови, а по сути, на биологическую мачеху. Любовь, на призрачную влюбленность. Да, я остался в стопроцентных дураках.
— Я! Я! — пыжилась Алиса.
— У меня к тебе предложение, — прервала дешевый спектакль. — Откажешься от родительских прав, получишь приличную компенсацию.
Мне даже хотелось, чтобы Алиса возмутилась. Все еще верилось, что человеческое, материнское, в ней осталось. Она притихла и задумалась. Затем назвала сумму. Нет, не осталось.
Я дурак, но исправлю ситуацию. Лучше поздно, чем никогда. А Оля… У нее новая жизнь, и я не имею права лезть в нее…
Глава 15
Глава 15
Оля
Сыночек сегодня почти не пинался. Мне говорили, что в конце последнего триместра это норма и волноваться не стоит. Мне рожать только через две недели: чувствовала себя отлично, в декрет не собиралась. Технически уже там, но по факту занятия проводила, а вот бумажную волокиту делегировала. В планах было отойти от работы примерно на полгода, пока сын совсем малыш, а после прикорма постепенно вливаться в рабочие будни. У нас детская организация для разных возрастов, не только адаптация условных школьников.
Машину тоже до сих пор водила — я же беременна, а не смертельно больна! Мне нужно на прием к своему акушеру. Мы с Максимом дальше дружбы не заходили, но врача все же решено было поменять, но анализы всегда были на столе Чатского.
Весна в этом году выдалась ранней: середина апреля, а снег уже полностью сошел, дороги просохли, а в траве желтели одуванчики. Я подъехала к медицинскому центру и припарковалась рядом с хирургическим отделением: здесь были лавочки, а до патологии я добиралась мелкими перебежками: вроде бы и живот не слишком большой и поправилась в пределах нормы, но теперь я точно знала, что спина может отваливаться, а спать могла исключительно с зажатой между ног подушкой.
Неуклюже вылезла из-за руля, на дверь облокотилась и осмотрелась: деревья еще голые, но почки уже пробились и набухли, а редкая молодая листва уже проклюнулась на черемухе.
Внимание привлекла суета у восточного крыла больницы. Мужчины в пиджаках и расстегнутых пальто, кто-то в белых халатах, живо что-то обсуждали, жестикулировали. Целая делегация! Наверняка, из Москвы. А наши финансирование выбивают, точно!
Я слабо улыбнулась, затем неожиданно споткнулась взглядом о высокую фигуру в горчичном пальто. Лица не видела, только широкую спину, гордо поднятую, но слегка склоненную набок голову. Руслан. Собеседник что-то упорно доказывал, а Гордеев максимум разве кивнет. Он не вступал в споры и полемику, просто делал, как считал верным. Даже если оппонент выше по должности. Руслан Игоревич Гордеев проповедовал две истины: спасти жизнь важнее бумажек и из нее вытекающая — победителей не судят.
Как странно. Давно не думала о нем, не вспоминала, а увидела, когда уже готовилась стать матерью. Матерью его сына. Да, судьба меня всегда удивляла.
Заметила, как по широкой спине словно рябь напряжения прошла, и Гордеев обернулся. Своим пронзительно синим рентгеном сканировал обстановку, пока не остановился на мне. Миг узнавания, что-то отрывистое коллегам, и он уже шел навстречу: глаз не отводил, следил зорко — неужели переживал, что могу исчезнуть? Нет, я не собиралась бегать от него и прятаться. Я ждала. Когда-нибудь это должно было произойти.
