Когда она наконец овладела собой и нашла в себе силы взглянуть на Роберта, он вопросительно смотрел на нее, словно ждал ответа. На нее накатила новая волна безрассудства — в сердце вспыхнуло непреодолимое желание поверить тому, что она услышала, прошептать, что она жаждет ощутить прикосновение его ладоней к своей коже. Женский инстинкт побуждал ее отдаться на волю судьбы. Какое искушение — броситься в волны, прибившие Роберта к ее порогу, и уплыть с ним в неизвестность… А там будь что будет!.. Однако здравый смысл одержал верх.
— Это не мигрень, — пробормотала она, надеясь, что ее голос звучит спокойно и твердо и что Роберт не расслышит в ее интонациях панического страха и томления.
Для тридцатилетней женщины она ведет себя непозволительно глупо, точно застенчивый подросток. Господи, как часто за последние годы ей приходилось сталкиваться с навязчивым мужским вниманием, давать отпор тем, кто добивался ее благосклонности. И ведь она всегда выходила с честью из подобных схваток, держалась с достоинством и холодным самообладанием. Куда же девались эти ее качества? Правда, к мужчинам, домогавшимся ее любви, она не питала никаких чувств, все было ясно с самого начала. А сейчас… Холли закрыла глаза. Нет, должно быть, она сходит с ума… выдумывает то, чего нет, выдает желаемое за действительное. Невозможно поверить, чтобы Роберт…
— Повторяю, я собиралась лечь спать, — сухо сказала Холли, пытаясь сделать то, что нужно было сделать с самого начала, — выставить его за дверь, прежде чем она полностью потеряет над собой контроль.
Его пристальный взгляд начинал действовать ей на нервы.
— Ладно, не сердись, Холли, я способен воспринять намек. — Он шагнул к двери и вдруг резко остановился, отчего Холли чуть не налетела на него. — Ты уверена, что хорошо себя чувствуешь?
— Да… Да, уверена, — заикаясь, пролепетала она и досадливо поморщилась — так велико было ее желание поскорее избавиться от него.
— Тогда почему ты вся дрожишь?
Неожиданный вопрос буквально пригвоздил ее к месту.
— Я… ничего подобного, — запротестовала она.
— Нет, дрожишь. У тебя зуб на зуб не попадает, я же вижу.
Потрясение, которое испытала Холли, оказавшись в следующую секунду в объятиях Роберта, не поддается описанию. Неужели это происходит наяву? Холли окончательно утратила способность здраво рассуждать… Она застыла как вкопанная, позволяя ему ласкать ее, в ее широко раскрытых глазах отразилось крайнее изумление, шок, страх… Руки Роберта скользили по ее плечам, спине, тихий голос сладким ядом вливался в уши.
— Я должен уйти, да, Холли? Ты хочешь спать, а еще больше — чтобы я ушел.
Он продолжал легонько гладить ее плечи. Потом наклонился, и его губы нежно коснулись ее рта. Дружеский, братский поцелуй, совсем непохожий на страстный поцелуй влюбленного. Не в силах шевельнуться, Холли спрашивала себя: уж не сон ли это?
Отвечая на сладкое прикосновение его рта, губы Холли дрогнули и приоткрылись. Где-то глубоко внутри возникла обжигающая боль, усиливавшаяся с каждой секундой.
Только однажды Роберт поцеловал ее вот так, как сейчас, — в день ее семнадцатилетия. Это был ее первый поцелуй. Дружеский, подаренный младшей сестренке школьного приятеля. Тогда она невольно потянулась к нему в безмолвном экстазе, без слов умоляя продлить счастливое мгновение.
Холли хотела отстраниться, но Роберт задержал ее, погладил по волосам — и она сдалась на милость победителя, удерживавшего ее в сладком плену не силой, а завораживающей, чувственной лаской своих губ, рук…
Мир вокруг перестал существовать, Холли будто погружалась в глубокую пропасть, откуда не было выхода. Граничащее с болью наслаждение, которое он дарил ей, лишило ее способности двигаться, думать, сопротивляться. Как хорошо помнило ее тело это наслаждение, как легко поддавалось ему снова, как отчаянно жаждало продолжения…
Еще чуть-чуть — и она окончательно потеряет над собой контроль, прильнет к нему в неудержимом порыве, забыв обо всем.
Дрожь отрезвления пронзила Холли — она решительно вырвалась из объятий Роберта.
— Ты не имел права так поступать! — с внезапно прорвавшейся злостью выкрикнула она, чувствуя, что вот-вот расплачется.
— Да, — легко согласился он. — У меня нет абсолютно никаких прав на тебя. Извини, я просто не мог сдержаться. Я так часто представлял себе нашу встречу, мечтал увидеть тебя взрослой женщиной. — Его лицо осветилось непонятной улыбкой. — Только сейчас я понял, какое у меня бедное воображение. Этот Джон… он твой любовник?
Холли вздрогнула, широко раскрыв глаза, и уже готова была немедленно отвергнуть столь нелепое предположение, но вовремя сообразила, что тем самым навлечет на себя еще большую опасность. Ему незачем знать правду.
— Моя личная жизнь тебя не касается, — сдавленным голосом пробормотала она.
— Не касается? Когда-то мы были любовниками, — напомнил он ей.
Такая хладнокровная констатация факта причинила ей невыносимую боль, Роберт будто вонзил ей нож в самое сердце.
— Это… было давно, с тех пор прошло десять лет, — запинаясь, пробормотала она.
— Одиннадцать лет и десять месяцев, — уточнил Роберт, открывая дверь. Однако на пороге задержался и совсем другим тоном спросил: — Так ты не забудешь о своем обещании? Приедешь посмотреть, что можно сделать с моим парком?
Обещании? Она ничего ему не обещала. Холли приоткрыла рот, намереваясь произнести это вслух, но было поздно: Роберт уже вышел, притворив за собой дверь.
Долгое время Холли стояла неподвижно, безуспешно стараясь осознать значение происшедшего.
Визит Роберта был таким неожиданным, так не вязался с тем, что она могла от него ожидать. И повел он себя чрезвычайно странно: обнял ее, поцеловал, дал понять, что…
Что именно? Что видит в ней желанную женщину? Да нет, этого не может быть. Наверно, она сходит с ума… Как он может желать ее, после того как обошелся с ней столь сурово? Десять лет назад он весьма недвусмысленно и жестоко заявил ей, что не любит ее.
Каковы же его истинные намерения? Чего он хотел? То, что произошло, похоже на извращенную шутку. Другого объяснения нет. Неужели он стал настолько тщеславным, что и мысли не допускает, что женщина, однажды любившая его, способна разлюбить? Холли слышала о таких мужчинах. Однако тщеславие никогда не относилось к числу слабостей Роберта… особенно такого рода. Тогда как же все-таки объяснить его поведение? Вошел в дом к женщине, которую не видел десять лет, обнял, поцеловал, намекнул, что был бы не прочь возобновить прежние отношения… Так поступают мужчины, когда они совершенно уверены, что их ухаживание будет принято благосклонно.
