— Почему изволили опоздать?
— Извините, Игорь Михайлович, непредвиденные обстоятельства.
Ах, какое несчастье, — желчно заметил шеф. — А у нас тут, можете себе представить, рабочий день в разгаре, бухгалтерия вовсю калькулятором щелкает, жалованье вам начисляет, вот такое недоразумение, госпожа Андреева! Впрочем, оставив в стороне вопросы соответствия вашей зарплаты вашим способностям, я вынужден сообщить вам со всей определенностью, что, если вы в течение ближайшей недели не возьмете себя в руки и не начнете работать как полагается, я, милая девушка, укажу вам на дверь!
— Я не понимаю…
— Еще одно совпадение! Я тоже ничего не понимаю! Я не понимаю, почему в делах, вверенных вашему попечению, царит такой первозданный хаос! Где акт осмотра под залог особняка господина Артунянца? Из банка звонили уже четыре раза, и из-за вашей, голуба моя, нерасторопности я был вынужден оправдываться — я!!! Где расшифровка заседания последнего арбитража в Самаре? Без нее я не могу приступать к работе над контраргументами! Где, наконец, проект завещания коллекционера Симоненко?!
Катерина стояла, полыхая пунцовыми щеками. Все перечисленные документы, которых не мог доискаться рассвирепевший шеф, были готовы, отпечатаны, оформлены должным образом, но в неразобранном виде лежали у нее на столе. Если бы не сегодняшняя история в метро, то к началу рабочего дня она обязательно успела бы разложить бумажки по нужным папочкам. Она всегда старалась быть в делах такой аккуратной!
Сейчас же ей оставалось только молчать. Оправдываться — глупо. Расплакаться — смешно…
Тем более что Водорезов был не один. В дальнем углу огромного, отделанного в модном сейчас «сталинском» стиле кабинета боковым зрением Катюша увидела чей-то силуэт. Высокий стройный мужчина сидел на гостевом диване, положив ногу на ногу, и равнодушно следил за тем, как Водорезов песочит очередную бестолковую сотрудницу.
— Через полчаса все будет в порядке, Игорь Михайлович! Если вы меня сейчас отпустите, то даже через пятнадцать минут, честное слово!
— Десять минут! — взвизгнул начальник. — Ровно десять минут — и или бумаги на стол, или можете укладывать свои веши в коробочку! Мне в конторе разгильдяйки не нужны! Время пошло! — Пухлая рука изо всех сил треснула по краю столешницы, и Водрезов охнул, стал трясти ушибленными пальцами.
Распалив себя до критической температуры, он теперь сидел красный, тяжело дышал.
Катя развернулась и бегом бросилась из приемной.
В десять минут она уложилась — сортировка не слишком толстой пачки документов занимает немного времени. Подхватив со стола разноцветные папки с надписями на корешочках, кинулась обратно. Скороговоркой бросила секретарше:
— Я без доклада, он ждет, — и, не заметив, что каблук ее туфли зацепился за край коврового покрытия, рванула на себя тяжеленную дверь.
Дверь поддалась легко, но Катя, не удержав равновесия, в кабинет Водорезова не вошла, а в буквальном смысле влетела — головой вперед, инстинктивно вытянув руки, обронив все до одной папки, из которых весело вытряхнулись и разъехались по полу востребованные начальником бумаги. Что-то треснуло, чем-то хрустнуло, где-то разорвалось… Еще не вставая с пола, Катя почувствовала, как по колготкам вниз с легкой щекоткой поползла проклятая стрелка. И, кажется, у туфли отвалился каблук!
— Боже мой, Катя, голубушка! Вы не ушиблись? — кинулся к ней шеф. Злости в нем как не бывало, испуганный за здоровье сотрудницы Водорезов снова стал самим собой. — Погодите, не вставайте, потрясите головой — вот так! Не болит? Не кружится? А руки-ноги? Пошевелите! Пошевелите, я вам говорю! Не болит? Слава богу! Ну теперь вставайте, только осторожно, не торопитесь, давайте я вам помогу!
— Спасибо, Игорь, Михайлович, ничего страшного, я сама, спасибо… Вот бумаги, вы просили…
— Да бог с ними, с бумагами, главное, что с вами все в порядке!
Ей было стыдно, обжигающе стыдно, стыдно и за свою нерасторопность, неуклюжесть, за порванные колготки и сломанный каблук… Катя провела рукой по юбке — так и есть, разошлась по самому шву!
Поспешно отвернуться, попридержать пальцами разверстые края — но, конечно, все было бесполезно, оба мужчины все равно были свидетелями ее позора!
Оба! — и шеф, и его загадочный гость, который тоже поспешил на помощь Катюше. Чувствуя, как по лицу дорожками заструились частые слезы, она искоса взглянула на этого человека, теперь его можно было разглядеть — и чуть не завыла с досады и новой нахлынувшей волны стыда!
Гостем Водорезова был Петр Истомин, ее первая любовь, брат когда-то лучшей подруги, тот самый, о ком она мечтала с такой страстью, что даже не пошла на его свадьбу!
— Знаете что, Катерина? — с фальшивой бодростью в голосе заговорил ее начальник. — Сегодня явно не ваш день. Так бывает, я даже по себе это знаю. Давайте не будем рисковать дальше, а устроим-ка вам отгул, а? Как вы на это смотрите? Оставьте бумаги здесь, не надо, не собирайте, я сам — и езжайте, голубушка, домой. Тем более что вам надо привести себя в порядок. Посидите дома, отдохните, а уж завтра попрошу вас прийти на работу в другом настроении…
«Жизнь кончена. Кончена жизнь», — говорила она себе, ковыляя к себе. Мимо людей в приемной она прошла, не замечая их. Посетители же взирали на растрепанную и заплаканную девушку в разорванной юбке, с ужасом: уж не насилует ли этот Водорезов своих сотрудниц в промежутках между деловыми встречами?!
От слез все плыло перед глазами. «Дойду до туалета, там и доплачусь», — подумала Катя, чувствуя приближение истерики.
В это время в кабинете Игоря Водорезова мужчины, еще не пришедшие в себя после стремительного Катюшиного визита, посмотрели друг на друга, похлопали глазами и засмеялись. Хозяин кабинета в конце концов рухнул обратно в крутящееся кресло и, колыхаясь от хохота всем телом, плеснул в стакан теплой минералки.
— Кто это такая? — спросил гость, поглаживая слегка посеребренный висок. Теперь у него улыбались только глаза да слегка подрагивали на колене длинные пальцы.
Референт мой, из начинающих. Образование, правда, не юридическое, а филологическое, но я такую и искал, чтобы речи и доклады по-русски грамотно могла составлять. Вообще-то она довольно толковая девица, просто с ней всегда что-то не то происходит — то опоздает, то упадет… наверно, я сам виноват. Напугал бедняжку, разорался, угрожать начал, она и голову потеряла. Ой, не могу! Как она тут… На ковре-то!
Водорезов снова зашелся в приступе неудержимого веселья.
— Мне кажется, я где-то ее видел… А впрочем, не важно. Вернемся к нашим баранам, Игорь. Со временем у меня сегодня не очень.
